— Да ведь некогда, — страдальчески сдвинув брови домиком, чуть ли не простонала Падме. — Он всё время в разлётах, а я здесь привязана. Проклятая война! Нет, наверно, ты прав. Надо проявить больше терпения…
— Конечно, — поддакнул я. — Не хватало ещё рассориться из-за фигни. Такие парни на дороге не валяются.
— Считаешь? — заинтересованно поглядела на меня она.
— А как же. Джедай, генерал, национальный герой, мастер-наставник…
— Да, он такой, — кивнула Падме с гордостью. Иронии она, похоже, не уловила. И я, не утерпев, словно меня хатт за заднюю ногу дёргал, тихонько запел:
Ой, гуляет в поле диалектика -
Сколько душ невинных загубила!
Полюби, Марусенька, электрика,
Пока его током не убило.
Полюби ж ты, сизая голу?бица,
Полюби, сиза?я голуби?ца.
У него такие плоскогубицы,
Ими можно даже застрелиться.
Полюби и ты, пока здоровая,
Полюби в беретике из фетра!
У него отвёртка полметровая
И проводки десять тысяч метров.
И когда своей походкой быстрою
Он к щиту с отвёрткой подбегает,
Он в нём так работает неистово,
Что весь щит шкворчит и полыхает.
Ой, гуляет в поле диалектика -
Сколько душ невинных загубила!
Полюби, Марусенька, электрика,
Пока его током не убило.
[1]Шутка была опасной, даже очень, я рисковал реально получить по башке, поэтому не смотрел на сестру. А когда поднял взгляд, её прекрасные глаза были полны слёз. Сенатор Амидала давилась от смеха.
— Где ты… выкапываешь… ха-ха-ха-ха!… это народное творчество?? — едва выговорила она.
— Да так, третьего дня в поезде "магнитки" слышал, — я пожал плечами.
— Вот не поверю! Там всё больше про Канцлера поют, и нецензурные. На факультете, наверное?
— Ничего не знаю, никого не сдам, — сделал я морду ящиком.
— Прямо подпольщик на допросе. Ты ел сегодня?
— Сегодня – нет.
— Идём, покормлю тебя.
— А сама?
— Я не хочу.
— Так! — строго сказал я. — Голодовку объявить?
— Хорошо-хорошо, я тоже поем. Шантажист. Кому из нас интересно, поручено за кем приглядывать?
Я видел, что ворчит она так, для порядка, настроение у неё явно улучшилось, чему я был очень рад. Падме Наберри Амидала могла быть трижды королевой, четырежды сенатором и хоть десять раз замужем, но она моя сестра, и ради того, чтобы она не грустила, я был готов расшибиться в лепёшку.
— Одно обидно, — сказала Падме за обедом, задумчиво разглядывая наколотый на вилку кусочек гарнира, — я для Анакина освободила целый вечер, а теперь он пропадёт.
— То есть, как это пропадёт?? — возмутился я. — Ничего пропадать не должно. Например, сегодня тебя поведут гулять.
— Кто?
— Я. Не всё же тебе меня таскать по театрам, музеям и прочим злачным местам такого рода.