Сны о республике (Машошин) - страница 48

Родственники не сразу, но обратили внимание на мои постоянные отлучки. Однажды вечером мама и тётя Бель с пристрастием поинтересовались, где я всё время пропадаю. Я пробовал уйти от ответа, да где там! Никакие доводы, что ничего дурного я не делаю, и что это не мой секрет, не помогли. Пришлось сказать правду:

— На самом деле, я помогаю Падме. Во дворце.

— Надо же! — ехидно умилилась тётя.

— Ничего более правдоподобного не мог придумать? — подхватила мама. — В общем, завтра из школы – домой! Проверю.

Конечно, я тут же рассказал обо всём Падме, по комлинку.

— Ах, вот как? — нахмурилась она. — Ладно же. Завтра сбежишь с последнего урока и придёшь пораньше.

— А мама?

— Мамам, обеим, будет не до тебя. Прилетит посол Мириала, и они приглашены на вручение верительных грамот, хотя пока об этом и не знают, — кузина лукаво подмигнула. — Устроим им театр!

Церемония вручения верительных грамот не особенно длинная, во всяком случае – для самой королевы. Послы и гости прибывают в зал заблаговременно, первые – через главные двери зала, вторые – через боковую, и ждут назначенного времени. Королева выходит к ним с противоположной стороны, принимает грамоты, затем дипломатов угощают традиционным бокалом вина. Всё так и произошло, после чего к моим родителям, дяде Руви и тёте Джобель подошла одна из фрейлин и писклявым голоском сообщила, что их желает видеть Её Величество. Было очень весело наблюдать, как в малой приёмной мнимая фрейлина сняла с головы капюшон и оказалась самой Падме. А королева спросила голосом, хорошо знакомым всем присутствующим:

— Ну, как, сестра, я нормально справился?

— Идеально, — похвалила Падме, пока остальные родственники пытались подобрать с пола отвалившиеся челюсти.

В общем, снимать королевскую "сбрую" в тот раз мне помогли мама и тётя. Затем был банкет, где Падме выступала в роли самой себя, а я – одной из фрейлин. Я очень старался, и этот импровизированный экзамен сдал на "отлично". Больше мне никто из родных не запрещал ходить во дворец к кузине, при условии, что учиться я буду не хуже, чем раньше. Фрейлины вскоре окончательно записали меня в младшие подружки и лишь время от времени спохватывались, что я, вообще-то, парень. Пару раз, когда официальные визиты королевы совпадали с моими каникулами, Падме брала с собой и меня. Так продолжалось два с лишним года. До тех пор, пока я не перерос сестрицу и её фрейлин настолько, что замаскировать это за счёт разницы в каблуках стало трудно. Помню, как жутко я тогда злился на свой организм – не мог подождать расти ещё годик! Но, оказывается, у Падме на этот счёт существовал собственный план действий. Однажды она пригласила к себе губернатора, руководителя дворцового протокола и начальника охраны и раскрыла перед ними моё инкогнито. Выждав, пока все трое придут в себя, кузина очень вежливо попросила их помочь. Губернатор Библ и руководитель протокола Дантай выразительно, я бы даже сказал, нецензурно, посмотрели на капитана Панаку – куда ж ты смотрел, хаттов ты сторож… Затем Библ тяжело вздохнул и сказал, что, с учётом моей осведомлённости в дворцовых делах и необходимости Её Величеству заниматься моим воспитанием, не видит причин запрещать мне доступ во дворец. Чопорная Азура Дантай воздела глаза к потолку, тем не менее, тоже не стала спорить. Впрочем, позволять мне находиться во дворце без "надлежащего контроля" она не собиралась. Это выяснилось с первых же дней, как я начал приходить к Падме, не маскируясь под фрейлину. Госпожа Дантай была со мной очень вежлива, почти ласкова… и постоянно делала замечания. Дескать, я веду себя "неподобающим образом", когда запросто общаюсь с фрейлинами, или отвлекаю кузину от дел. Похоже, то, что за прошедшие два года я ни разу не прокололся, она считала не моей заслугой, а… не знаю, случайностью, что ли. Или результатом постоянной опеки других фрейлин. Ну, я-то её уже достаточно изучил и при каждом удобном случае старался показать, как хорошо знаю обычаи и протокол. В конце концов, "старуха", как звала эту солидную, но совсем не старую, на мой взгляд, женщину ехидная Эритаэ, всё же вынуждена была признать, что никому-то я не мешаю. И оставила меня в покое.