Уилли, задрав голову, оценил расстояние до вершины утеса. Взбираться еще порядком. Тогда он, вдохнув облачко лекарства из ингалятора, стиснул зубы и продолжил подъем.
* * *
Оставляя позади один пустынный квартал за другим, черный длинный автомобиль несся сквозь ночь. На Эркухарте были надеты черная с красными полосами кожаная куртка, темно-коричневый свитер и мешковатые штаны. Лишь форменная фуражка напоминала о том, что он полицейский.
– Ты ужасно выглядишь, – заметила Рэнди.
– А чувствую я себя и того хуже. – Он крутанул руль, и автомобиль, свернув на дорогу, что шла вдоль реки, покатил к утесу. – Я стар, Рэнди. Стар, как и наш поганый городишко.
– Куда мы направляемся? – спросила Рэнди.
Время было позднее, других машин на дороге почти не попадалось, река слева казалась черной бездной, а моросящий дождь превращал свет дорожных фонарей в радужные шары.
– На скотобойню, – ответил Эркухарт. – Туда, где все началось.
В машине работал обогреватель, но Рэнди вдруг стало смертельно холодно. Она сунула руку за полу плаща и нащупала удобную, словно созданную по ее заказу, ручку серебряного ножа.
– Ладно, – сказала она и положила нож на сиденье между собой и Эркухартом.
Тот, коротко взглянув на нож, поинтересовался:
– Что это?
– Серебряный нож, – пояснила она. – Возьми его.
Он окинул Рэнди непонимающим взглядом и, вновь переведя глаза на дорогу, спросил:
– Что?
– Ты отлично меня слышал, – сказала она. – Возьми нож в руку.
Эркухарт посмотрел в ее лицо, затем – на дорогу, затем – опять в ее лицо и опять на дорогу, но к ножу даже не притронулся.
– Я не шучу, – настаивала Рэнди, все более отодвигаясь от Эркухарта. Он опять посмотрел на нее и увидел нацеленный ему между глаз револьвер. – Возьми нож в руку, – настойчиво повторила Рэнди.
Эркухарт, побледнев, попытался что-то возразить, но Рэнди категорично помотала головой. Тогда Эркухарт, сняв с руля правую руку, взял нож.
– Вот, – показал он, – нож у меня в руке. Что дальше?
Рэнди, вновь сев на середину сиденья и откинувшись на спинку, с облегчением проговорила:
– Положи его обратно.
Эркухарт бросил на спутницу еще один недоуменный взгляд, но не проронил ни слова.
Ночь была холодной и темной. Уилли отдыхал на вершине утеса в кустах, вслушиваясь в шелест ударяющихся о листву дождевых капель. Изредка ему мерещились чьи-то мягкие шаги позади, а однажды послышался низкий протяжный вой где-то справа, но, скорее всего, все эти звуки были лишь плодом его разыгравшегося воображения.
Когда дыхание вновь восстановилось, Уилли, держась кустов, начал огибать Новый дом. Во всем доме горело лишь несколько окон, и Уилли надеялся, что оба Хармона уже спят. Двигался Уилли медленно, крадучись, стараясь не шуметь; после каждого шага, остановившись, напряженно оглядывался. Покажись кто-нибудь поблизости, Уилли немедленно превратится в волка. «Теперь в волчьей шкуре ему будет легче», – решил Уилли.