Однако она любила Генриетту, такую милую при хорошем расположении духа, с ее неисчерпаемым запасом остроумных, веселых историй. К тому же среди ее друзей — сам Красавчик Браммель[9]! Весь лондонский свет следил за его новыми нарядами — их демонстрация всякий раз происходила в гостиной Генриетты.
В свою очередь, и леди Генриетта более снисходительно относилась к симпатичной молоденькой Клариссе, нежели к остальным так называемым подругам. У Клариссы был премиленький четырехлетний сынишка, который любил играть с Гарриет и Арабеллой. Кларисса родилась позже Генриетты, достигшей солидного двадцатичетырехлетнего возраста (ей казалось, она очень быстро стареет). Своенравной хозяйке дома нравилась юная наперсница, застенчивая и редко вступающая в споры. Леди Генриетта наслаждалась ее преданностью, как кошка сливками. И, как у кошки, у нее имелись про запас острые коготки, быстро дающие знать о себе в случае необходимости.
За исключением Клариссы, все остальные женщины побаивались Генриетту и вели себя весьма осмотрительно в ее присутствии. Однако мужчины немедленно воодушевлялись ее черными как вороново крыло локонами и миндалевидными сверкающими агатовыми глазами. «Какая жалость, что Гейнсборо[10] умер так рано», — часто размышляла миледи, стоя перед зеркалом. Он упал бы к ее ногам, страстно желая увековечить неповторимые черные кудри. Внизу, в гостиной, висело изображение бабки Джорджа во весь рост, выполненное кистью великого мастера. Сейчас Кларисса тоненьким, как звучание флейты, голоском пересказывала Генриетте пикантную историю из жизни их общей знакомой, некоей леди Л., чей любовник, камергер самого принца, недавно был обнаружен разгневанным мужем в кедровом бельевом шкафу ее спальни. Муж натравил на несчастного молодого человека своих лакеев, приказав им выбросить незадачливого любовника на улицу в одном нижнем белье.
Обе дамы хохотали до слез, долго и звонко, представляя это забавное зрелище. Затем, глядя на Генриетту широко открытыми голубыми глазами, Кларисса осведомилась:
— Душа моя, вы слышали, что мистер Браммель в будущем году собирается стать капитаном собственного полка Его Величества?
— Увы, да, и он будет слишком занят и больше не сможет украшать своим присутствием мои собрания. Наш дорогой arbiter elegantiarum[11]…
— Какая вы умница, дорогая, — вздохнула Кларисса. — А как говорите на латыни! Не знаю, что это означает, однако, я уверена, что-то красивое.
Генриетта зевнула. Кларисса начинала утомлять ее — изучение новых покупок закончилось, уже нечему было больше завидовать, и хозяйка дома потеряла к подруге всякий интерес. Она просто не могла жить, если ей не завидовали. Завидовать же кому-то самой было для нее сущим адом.