Анника расположилась за столом и наблюдала, как Берит возилась с кофейным перколятором. Она ходила дома в таком же наряде, как и в редакции: черные брюки, блузка и кофта. И ее движения были спокойными и размеренными, нацеленными на экономию сил и времени, а никак не на то, чтобы произвести впечатление на возможного зрителя.
– Ты никогда не рисуешься, – сказала Анника. – Ты всегда… такая, как есть.
Берит удивленно посмотрела на нее, замерла с ковшом для кофе в руке.
– Да брось ты. Мне тоже не чуждо это порой. Хотя не столь часто на работе. Я уже вышла из такого возраста.
Она закончила готовить кофе, выключила кофейник и поставила его на стол вместе с ложками и двумя чистыми чашками.
На нем также лежали свежие газеты, «Квельспрессен» и «Конкурент», и оба крупных утренних издания с их массивными воскресными приложениями. Анника дотронулась до них, но не стала открывать.
– Мы получили видео, – сообщила она тихо. – Proof of life. Томас выглядел просто ужасно.
Анника закрыла глаза и увидела перед собой его лицо, выпученные глаза, испуганный взгляд, мокрые от пота волосы. Ее руки задрожали, и она почувствовала, что паника вот-вот охватит ее. «Если европейские лидеры не прислушаются, я умру, если вы не заплатите, я умру». Он умрет, он умрет, он умрет, а она ничего не сможет сделать.
– О боже, – сказала она, – о боже…
Берит обошла вокруг стола, вытащила из-под него стул, села рядом с ней и заключила ее в свои объятия, а потом долго не отпускала.
– Все пройдет, – сказала она. – В один прекрасный день это закончится. Ты справишься.
Анника заставила себя дышать нормально, чтобы воспрепятствовать перенасыщению крови кислородом и тем самым избежать дрожи в руках, головокружения и учащенного сердцебиения.
– Это так омерзительно, – прошептала она. – Я абсолютно беспомощна.
Берит протянула ей кусок бумажного полотенца, и Анника высморкалась в него громко.
– Я, пожалуй, в состоянии представить это, – сказала Берит, – но не понять.
Анника закрыла глаза костяшками пальцев.
– Я сломлена, – пробормотала она. – Я уже никогда не стану прежней. Даже если смогу как-то прийти в себя, все равно не буду прежней.
Берит поднялась и направилась к кофейнику.
– Знаешь, – сказала она, – в Национальном музее в Кардифе в Уэльсе есть японская тарелка, которую сознательно разбили и склеили. Старые японские мастера часто били дорогой фарфор, поскольку, по их мнению, он становился гораздо красивее, если его восстановить.
Она налила кофе в чашки и села напротив Анники.
– Я действительно хотела бы, чтобы случившееся обошло тебя стороной, но оно не убьет тебя.