– Он мертв? Он умрет? – спросила она хриплым голосом.
– Пойдем на диван, – сказал Халениус.
Анника оторвала полосу туалетной бумаги, высморкалась и вытерла лицо.
Гостиная почему-то выглядела точно так же, как и прежде. Лампа на потолке и маленькие светильники горели, и газеты кучей лежали на придиванном столике. Чашки стояли на тех же местах, на кофе в них образовалась пленка.
Они сели рядом на диван.
– Еще неизвестно точно, о руке ли Томаса идет речь, – сказал Халениус. – Кольцо его, но это ведь ничего не значит. Парни из Государственной криминальной полиции, которые звонили, ждут известия о проверке отпечатков пальцев. Потом мы все будем знать наверняка.
Она несколько раз беззвучно втянула в себя воздух.
– Проверке?
– Все, кто приезжают в Кению, должны оставить отпечатки пальцев на таможне.
Анника закрыла глаза.
– Но даже если рука принадлежит Томасу, это же не самая страшная трагедия, – сказал Халениус. – Он ведь правша?
Анника кивнула.
Он провел рукой по ее волосам.
– Томас поправится, – сказал он. – Люди не умирают, если у них ампутируют одну руку.
Она закашлялась.
– Но рана ведь сильно кровоточит? Он может истечь кровью?
– Конечно, крови хватает, через руку проходят две артерии, но кровеносные сосуды как бы сжимаются рефлекторно. Если помочь им и держать оставшуюся часть высоко и перетянуть чем-нибудь, кровотечение прекращается через десять – пятнадцать минут. Правда, есть опасность инфекции.
– Разве это не больно? – прошептала Анника.
– Ну, от боли можно потерять сознание, и реально болит где-то два-три дня.
– И люди из криминальной полиции знали все это? Об артериях и рефлексах?
– Я позвонил одному товарищу, врачу из больницы в Седере.
Анника посмотрела ему в лицо: он действительно подумал обо всем. Сейчас вокруг его глаз снова появилась красная окантовка, словно он тоже плакал. Она убрала прядь волос у Халениуса со лба, он улыбнулся ей. Она подтянула ноги под себя и свернулась в клубок, положив голову на колени Халениуса. Свет маленьких декоративных ламп отражался в оконном стекле красными и зелеными пятнами на фоне холодного зимнего неба, бахрома занавесок медленно шевелилась от сквозняка.
Анника заснула.
«Наша офисная мебель по своему качеству сравнима с нашей журналистикой и нашей пунктуальностью», – подумал Андерс Шюман и осторожно прошелся пальцами по повязке у себя на голове.
Их шестичасовая встреча начала все больше перемещаться на начало седьмого и еще позднее, но ее по-прежнему называли шестичасовой чисто по привычке. Сейчас было уже без четверти семь. Шюман поднял глаза и огляделся. У него создалось ощущение, словно он просидел за этим столом несколько столетий все в той же компании своих помощников, создающих хаос и истребляющих запасы кофе в его комнате на пути к их навечно закрепленным местам.