— Вы по нему скучаете? — опять спросил Володя.
— Ну, конечно, — сказал Шохов, в лесу его голос прозвучал глухо.
Он почему-то подумал, что если бы он решился остаться здесь, в совхозе, то вырос бы его Володька, как этот, и мотал бы по проселкам бы на своем мотоцикле, и ночью ходил рыбачить с острогой, и на телеге бы правил... Здорово бы, конечно, было. Но... Нет. Не сможет Шохов остаться. Хоть ничего он пока не решил, наоборот. Старается ничего не решать, ждет, что ему душа подскажет. А душа — молчок. Может, уже и шепчет, но так тихо, что и не слыхать. Да он и не торопится. В родном дому — да еще и торопиться!
— А он у вас спортом занимается? — не унимался Володя, чмокая на лошадь.— А я боксом занимался. Но как уехали сюда, так и бросил. Здесь-то негде заниматься.
— Зато природа,— сказал Шохов, будто с кем-то неизвестным спорил.
— Ага. Я уже привык, не боюсь, — отозвался Володя.
Так они и ехали по ночному лесу. Луна была полная, разливалась золотом где-то за деревьями, но ее свет не пробивался сюда. И Шохов, повернувшись на бок, спросил в свою очередь, не темно ли ехать.
— Да не... Ничего,— отвечал Володя.— А бывает, куста не видишь, пока не смажет по лицу.
— Но лошадь-то знает, куда ехать!
— Не-е...— снова повторил мальчик.— Ею не управлять, ничего она не знает.
Раза два они залезли в какое-то болото (Володя объяснил, что так они спрямляют путь), на полянах, в лунном неясном свете, желто светился туман. Шохов тогда слезал, чтобы облегчить телегу, а сам с удивлением осматривался и думал, что никогда, даже в детстве, не представлял, что так в лесу красиво: вот где, наверное, возникали всякие легенды о леших и болотных огнях. Загадочно, странно в лесу ночью, хоть не один, а вдвоем, да с лошадью еще.
Теперь ехали по стерне (опять спрямляли дорогу), и редкие деревья, когда попадали в их тень, сразу погружали их в густой сумрак. Тут еще интереснее стало ехать. Вроде бы видно все, этакая желтоватая прозрачная ночь, и в то же время ничего не видать!
Шохов, подняв голову, озирался, наконец спросил:
— Так где же деревня?
— А мы в деревне,— отозвался Володя.— Приехали, считай, вот первый дом, а вот конюшня.
Тут сзади застрекотал мотоцикл Михаила, который еще задержался у Афони и выехал намного позже.
Володя остановил лошадь и стал смотреть назад.
— У него оба глушителя прогорелые,— произнес,— вот и трещит. Но ходит, двенадцать лет ходит. Он его разберет, починит и снова соберет. Он все умеет.
Вскоре, за ближайшим, невидимым отсюда бугром, мелькнуло размытое пятно фары, приблизилось, и рядом затарахтел мотоцикл.