Здесь, в деревне, он понял это. Понял и другое: он, не найдя себя в другой стороне, как бы потерялся и на родной, он был здесь чужаком. Семя, занесенное на чужую почву, не про таких ли говаривали его деды: горе в чужой земле безъязыкому... А каково же в родной? И хотелось плакать, до того оказалось тяжким его открытие. Да ведь разучился и плакать с тех пор, как похоронил Мурашку, никто не видывал у него ни единой слезинки. Только, как сейчас, лежал, окаменев сердцем.
Москва его немного расшевелила своей толкотней и многолюдьем. Он сразу же поехал на Рижский вокзал, купил билет в купированный вагон и, поглядев на часы, обнаружил, что у него в запасе остается часа три времени. В Красково ехать было поздно, да и окажись такая возможность, он все равно не поехал бы. Не хотел с его настроим встречаться с милой, но дотошной Розой Яковлевной, которая, конечно бы, исподволь, как умеют делать такие женщины, мелкими вопросами раскопала бы сразу его настроение и проницательно угадала то, что его волнует. Он побаивался ее вопросов, но еще больше побаивался своих ответов.
А вот Инне Петровне он позвонил. Почему, он и сам бы затруднился сказать. Его не пугала холодная расчетливость этой женщины, ее умение разговаривать так, будто она одна все знала о жизни. Уж точно она станет говорить сама и менее всего слушать собеседника. Но это его, как ни странно, устраивало.
Из автомата он набрал номер и, услышав знакомый, хорошо поставленный голос, напомнил, что звонит Григорий Шохов, тот самый...
— Гриша? — не спросила, а сказала Инна Петровна сразу, будто она только и делала, что ждала, когда он позвонит.— Почему же вы не заезжаете? Вы проездом, да? Куда? А когда ваш поезд? — И, выслушав, как все равно приказала: — Вот и хорошо, вы успеете попить чаю. Вы помните, где мы живем? Да, да, метро «Аэропортовская», направо за угол... Мы вас ждем.
Шохов помнил, конечно, их необычный нетиповой дом, со множеством машин у подъезда и с глазастой лифтершей у входа. Сейчас почему-то лифтерши не оказалось. Инна Петровна открыла дверь, все в том же халатике, в тапочках на босу ногу. Она произнесла обычное: «Раздевайтесь, проходите. Проходите на кухню, чай я уже поставила».
— Мы все решили,— сказала она, наливая Шохову чая из какого-то прозрачного чайника в такую же прозрачную чашку. Говорила она так, что ясно было, что действительно все было решено, а самому Шохову оставалось лишь выслушать да исполнить.
Инна Петровна пододвинула гостю коробку с шоколадными конфетами и продолжала:
— Мы решили, что вы остаетесь в Москве. Вас пока может взять в свою группу мой Костя, у него как раз запускается картина. Можно устроиться в павильоне, на декорациях. А мы с Розочкой в это время займемся вашей пропиской. Ну, как?