Командир полка осторожно расправил на планшетке донесение Белова.
— Вот какие дела. А я ведь в том месте заметил какую-то возню, — сказал он полковнику. — Отмечал там огневые минометные налеты. Теперь все ясно…
— Соедините меня с командиром дивизии! — приказал полковник связисту. И показывая глазами командиру полка на Казакову, впавшую в забытье, проговорил:
— Герой! Выполнила такое трудное поручение. Срочно оказать медицинскую помощь!
Тем временем положение гвардейцев в траншее продолжало осложняться. С большим напряжением они отбили еще две атаки, следовавшие одна за другой. Гитлеровцы, видимо, решили во что бы то ни стало покончить с упрямой ротой до наступления темноты — их последний штурм был особенно упорным. Дело опять дошло до рукопашной, в траншею ворвались пять вражеских солдат.
Одного из них застрелил Белов: увидев в трех шагах от себя спрыгнувшего гитлеровца, он с огромным трудом поднялся и выстрелил, но тут же упал без сознания, отуманенный жестокой болью.
Старшина Сотников, обходя после боя траншею, посчитал его мертвым. Он постоял над командиром, стиснув зубы, вздохнул и пошел дальше — проверять наличный состав роты. Итоги получились невеселые: в строю осталось десять раненых и пять здоровых бойцов. Старшина и себя считал здоровым, забыв про свою контузию, про легкое ранение в левое плечо. Боеприпасы совсем были на исходе — патронов сотни две да несколько штук гранат.
«Еще одна атака — и переходи на кулаки», — думал старшина, возвращаясь после обхода на свой НП.
Солнце спряталось за темной грядой облаков на западе, но было еще светло.
Бой на плацдарме разгорался. В воздухе стоял сплошной гул. С той и другой стороны била артиллерия. То в одном, то в другом месте появлялись огромные столбы дыма, пыли и пламени. Река в районе плацдарма по-прежнему оставалась наглухо закрытой темной дымовой завесой. Сотников, медленно передвигая бинокль, старался тщательнее рассмотреть ломаную линию фронта. Но чем дольше он в нее всматривался, тем больше убеждался, что за последние часы она мало изменилась.
Подошел рядовой Исаков с медицинской сумкой за спиной и немецким автоматом на шее.
— Товарищ старшина, всех перевязал. Командир роты, кажись, скоро очнется.
— Жив? — воскликнул Сотников. — Вот здорово!
— Живой, — подтвердил Исаков, и в голосе его прозвучали задорные нотки. — Головой малость о стенку вдарился. А вот парторг без памяти. Крутиков ослаб сильно. Но кровь ему остановил… Ануфриеву плечо разрывной разворотило — отвоевался, кажись, солдат.
— Патроны у фрицев подсчитали?