Итак, сидели мы уже четвертый день. Части наши таяли от потерь ежедневных и от холода. Особенно мерз офицерский батальон, сидевший в паршивеньких окопах, в чистом поле, без теплых вещей, а было весьма холодно, особенно по ночам. Каждый день почти задували ветры, знаменитые ставропольские. Замечу, что ветры бывают здесь осенью и зимою особенно какие-то буйные. Объясняется это, вероятно, тем, что город Ставрополь лежит на высоком, командующем водораздельном плато. Мерзли офицеры, заболевали и вообще стонали от тягостей какого-то нудного положения, которому не видно было конца.
Страдал за их страдания и полковник Дроздовский. Потери для него вообще были – острый нож. Однако выйти из этого корявого положения он не находил способов. А день ото дня фронт дивизии, сила его сопротивления слабели, а большевики, точно угадывая это, наглели все больше. Они атаковали офицерский батальон и немного потеснили его. И хотя были отброшены скоро, даже за свою позицию, положение батальона вследствие понесенных потерь и утомления от постоянного напряжения сил физических и нервов…[259] Мы пробовали подкрепить их словами надежды на скорое улучшение общего положения. Объявили, что все силы армии с разных сторон спешат к Ставрополю; они уже близко – Врангель и Казанович, – что потерпеть еще надо дня два. И верили, уповали и терпели.
В последние два дня нас стало беспокоить положение правого фланга. Большевики здесь стали особенно активными. Главное же, они обратили внимание на Казенный лес. Лично я с кургана наблюдал, как их конные партии проскальзывали в лес даже под нашим артиллерийским огнем. Создавалось опасение, что большевики готовят обход через лес нашего правого фланга. Парализовать его было бы нечем. Донесли об этой угрозе генералу Боровскому и просили прислать для этого что-нибудь. Я лично, в сопровождении нескольких солдат, произвел разведку леса. Заходил далеко к западу, противника – даже одиночных людей – не встретил.
В тот же день на ночь сюда мы выслали заставу конную от конвоя для наблюдения за флангом и особую «Спицевскую» сотню. Она состояла из мужиков села Спицевка, более или менее зажиточных хозяев, разоренных большевиками. Они стали ярыми антикоммунистами, сорганизовали сотню для защиты против большевиков своего села. После ухода наших войск из района Спицевки они также ушли за нами и, уже не помню как, очутились в нашей дивизии. Вооружены спицевцы были очень слабо, большею частью охотничьими ружьями. Было их несколько десятков, но обоз имели значительный. На свою роль смотрели своеобразно: они полагали, что могут нести лишь службу охранения, не участвуя в боях.