— Самый гордый человек во Франции.
В этот момент вернулись дети с Габриэль и их отцом Арманом. Габриэль Бастид была поразительно хороша. Она была темноволоса, как и остальные члены семьи, но глаза ее были не карими, а ярко-синими, и из-за этих глаз она была почти красавицей. Кроткое выражение лица говорило о том, что она гораздо застенчивее, чем ее брат Жан-Пьер.
Я как раз объясняла им, что мать моя была француженкой, поэтому я бегло говорю на их языке, когда неожиданно зазвонил колокольчик.
— Это горничная зовет детей на полдник, — объяснила мадам Бастид.
— Я сейчас ухожу, — сказала я. — Было очень приятно познакомиться. Надеюсь, мы еще встретимся с вами.
Но мадам Бастид и слышать не желала о моем уходе. Я должна остаться и попробовать их знаменитые вина.
Подали булочки с шоколадом — для детей, а для нас — печенье и вино. Мы говорили о виноградарстве, живописи и местных достопримечательностях. Мне советовали непременно посетить церковь и старинную ратушу, а самое главное, не забывать семейство Бастидов. Я должна заглядывать к ним всякий раз, проходя мимо. И Жан-Пьер, и его отец — который был весьма молчалив — будут счастливы показать мне все, что я пожелаю увидеть.
Затем детей отправили играть, и мы вновь заговорили о замке. Возможно, из-за вина — к которому я, конечно, была непривычна, особенно в это время дня — я стала менее сдержанной, чем обычно.
— Женевьева — странная девочка. Совсем не похожа на ваших внуков. Они такие непринужденные, естественные, нормальные, счастливые дети. Возможно, виной тому замок — не лучшее место для воспитания ребенка — Я говорила беззаботно, не волнуясь о последствиях. Мне нужно было узнать побольше о замке, и более всего — о графе.
— Бедный ребенок! — сказала мадам Бастид.
— Да, — продолжала я, — но со дня смерти ее матери прошло три года, и для ребенка это достаточное время, чтобы прийти в себя.
Наступило молчание, затем Жан-Пьер сказал:
— Если мадемуазель Лоусон останется в замке, она скоро все узнает, — Он повернулся ко мне: — Графиня умерла от слишком большой дозы опия.
Я вспомнила девочку на кладбище и неожиданно у меня вырвалось:
— Неужели это убийство?
— Они сказали, что это самоубийство, — уточнил Жан-Пьер.
— Ах, — вмешалась в разговор мадам Бастид, — графиня была такой красивой женщиной.
После этого она вернулась к теме виноградников. Мы поговорили о большом бедствии, которое постигло виноградные плантации Франции несколько лет назад. Тогда лозу поразила виноградная вошь, и Жан-Пьер, весь во власти своего увлечения, заставлял каждого сопереживать ему, когда говорил об этом. Я вообразила весь ужас виноградарей, обнаруживших эту вошь, понимала всю остроту их трагедии, когда решался вопрос о возможном затоплении виноградников.