— Мы уже намного впереди, — воскликнул он возбужденно. — Я говорил вам, что вчерашний вечер сделал свое дело!
— Вчера вечером, — сказал Поль, вставая и засовывая руки в карманы пиджака, — сторонники моего оппонента с шумным энтузиазмом вотировали ему доверие.
— Это так, — ответил Вильсон. — Толпа великодушна и ее можно растрогать. Сидящие в театре жулики и прохвосты охотно аплодируют торжеству добродетели и поражению порока; но каждый в отдельности, выйдя на улицу, принимается за свое преступное занятие и посылает к черту всякую добродетель. Если бы собравшимся вчера на митинге пришлось голосовать тотчас же, они голосовали бы, как один человек. Сегодня они рассеялись, и каждый в отдельности пересмотрел свое вчерашнее мнение. Каждый радикал предпочел бы иметь своим представителем в парламенте человека, пробившего себе дорогу собственными усилиями, а не аристократа; но черт побери, он скорее согласится иметь представителем аристократа, чем бывшего каторжника.
— Но почему вы называете меня аристократом? — воскликнул Поль.
Вильсон рассмеялся:
— К чему же объяснять такую очевидную вещь? Во всяком случае, вам достаточно взглянуть, чтобы убедиться, как растет количество ваших голосов.
Поль взглянул и увидел, что Вильсон прав. Потом он сообразил, что Вильсон и другие, так напряженно трудившиеся в его пользу, не разделяют его личных горестей. Они бесспорно заслуживали благодарности. Поль взял себя в руки, подошел к ним и постарался проявить удовольствие от их радости и близкой победы.
Когда подсчитывали уже последние голоса, вошел служащий с письмом к Полю. Оно было доставлено посыльным. На конверте он узнал руку Джен. Он вскрыл его и прочел:
Мистер Фин умирает. Доктор говорит, что он не переживет ночи. Приезжайте, как только сможете.
Джен.
Около здания мэрии улица была забита народом. Люди прорывались сквозь ряды полиции, охранявшей подступы к парадной лестнице и подъезду. Люди висели на столбах электрических фонарей над головами толпы. Люди длинной линией вытянулись спиной к окнам магазинов на противоположной стороне улицы. Несмотря на холодную ночь, окна домов были открыты. В кулуарах мэрии, за стеклянными дверями, виднелось несколько фигур, двигавшихся взад и вперед, приходящих и уходящих, — членов комитетов, журналистов, служащих. Начал моросить дождь, но толпа не обращала на него внимания. Засверкали блестящие от влаги капюшоны непромокаемых плащей полицейских. Толпа хранила порядок, сдерживаемая внутренним напряжением. Все глаза были устремлены на безмолвное ярко освещенное здание, откуда должны были сообщить результаты.