Кирилл мысленно присвистнул. Пояснил: его фирма занимается оптовыми поставками исключительно бытовой техники. Его же собеседнику непонятно зачем потребовалась аппаратура, способная обеспечить неплохим звуком концерт на стотысячном стадионе…
Причем чувствовалось: интерес не пустопорожний, не для поддержания разговора с приезжими, — Рябцеву это действительно важно и нужно.
«Не мент, — решил Кирилл. — Но какая-то местная шишка: депутат, или член правления АО, а то и сам председатель. И что же этот депутат-председатель тут затевает? Русский Вудсток — рок-фестиваль под открытым небом?»
— Жаль, — коротко сказал Рябцев.
И больше к теме цен на аппаратуру не возвращался. Помолчав, произнес чуть другим тоном:
— Хоть на лето, и то ладно… Все-таки живых людей рядом побольше.
— А что, здесь живут и мертвые? — пошутила Марина. И пошутила неудачно, Рябцев посмотрел на нее долгим взглядом, произнес жестко:
— Мертвые жить не могут. Мертвые в земле лежать должны. Их тут и лежит… — он показал рукой куда-то в сторону гривы и болота Сычий Мох, — тыщ так двадцать. Вот и прикиньте, сколько мертвяков на одного живого приходится…
— Сталинские репрессии? — быстро спросила Марина. — Массовые захоронения?
Рябцев посмотрел на нее с сочувственным сожалением, как на ребенка, задавшего чрезвычайно глупый вопрос. Однако объяснил: именно сюда, под Загривье, загнали летом сорок первого ДНО-3. (Что загнали? — не поняла Марина; Кирилл, неплохо разбиравшийся в подобных аббревиатурах, пояснил: дивизию народного ополчения под третьим номером.) Здесь окруженная дивизия и погибла — почти вся, почти до последнего человека. Под обстрелами, под бомбежками… — но гораздо больше людей потонуло, пытаясь через непроходимые трясины Сычьего Мха выбраться из окружения. В немецкий плен угодили считанные единицы…
— Вот здесь, на гриве, последних добивали, — вновь показал рукой Рябцев. — Даже и не солдаты ведь были, рабочие, прямо от станка, — винтовку в руки, и под танки. Обмундироваться не успели — в чем в военкомат пришли, в том и воевали: в пиджачках да в пальтишках…
Горечь в его словах звучала нешуточная. Потерял на Лужском рубеже кого-то из родственников? Кстати, а что это у него поблескивает на лацкане пиджака? Может, и сам повоевал где-то? — Кирилл всмотрелся, сумерки сгущались все сильнее, чтобы разглядеть мелкие детали, приходилось напрягать зрение.
Нет, не медаль, не орден — «поплавок» вузовского значка. То-то речь столь разительно не похожа на «таканье» Трофима и Антонины… У самого Кирилла «поплавок» лежит… черт, даже и не вспомнить, где лежит институтский значок, — ввиду полной его ненадобности. Кого в Питере удивишь такой побрякушкой? Здесь, пожалуй, иное дело. Наверняка в Загривье люди с высшим образованием котируются не ниже орденоносцев, а то и выше… Может быть, кто-то даже люто завидует…