Если отец казался мальчику чем-то далеким, но в то же время реальным, то богиня-мать – наоборот. Она вроде как присутствовала здесь, в храме, но увидеть ее или потрогать было невозможно. Святилище обходилось без изображения или символа богини. Сам храм, местность и священное озеро с песчаными берегами олицетворяли ее. Сначала мальчик пытался мысленно разговаривать с ней (говорить, как все, ртом, у него не получалось – общался либо в голове, либо иероглифами), обращаясь к пустоте, но ответа не получал и вскоре прекратил это бесполезное занятие.
Молодая мико была ему намного ближе и понятнее, чем богиня, которая даже не может поговорить с сыном. Кинтаро однажды написал своим посохом вопрос белобородому: может, молодая мико и есть его настоящая мать? Каннуси вдруг сильно рассердился и запретил мальчику целый день покидать свою комнатку. А вечером пришел к нему в парадной каригину, церемонно извинился перед ним и отвел в святилище. Там торжественно указал своей бамбуковой палкой на песок, рассыпанный на полу витиеватым узором, и сообщил, что это с ним разговаривает его божественная мать. Мальчик сглотнул и уставился на песок.
– Что ты здесь видишь, избранник Кинтаро? – спросил каннуси.
Узор не напоминал ему ни одного известного иероглифа. Он был похож скорее на причудливую рябь озера, у которого он любил сидеть, швыряя в него камешки. С трудом сдерживая трепет от торжественности момента первого разговора с матерью, Кинтаро лихорадочно пытался понять смысл этого рисунка. Он уже был на грани отчаяния, когда то ли над ухом, то ли прямо у него в голове раздался вкрадчивый шепот, а к затылку прикоснулось нежное тепло. Мальчик вдруг словно чужим зрением посмотрел на рассыпанный песок. Зрением человека, который был намного старше и мудрее его самого. Песочные узоры приобрели понятные очертания иероглифов, и Кинтаро понял:
– Ты должен выполнить свое предназначение.
Он показал рукой себе на сердце, потом своим посохом снова на песок и низко поклонился.
Белобородый упал перед мальчиком на колени и опустил голову к его сандалиям.
С тех пор он больше не видел молодую мико, а богиня-мать стала часто разговаривать с сыном, словно пыталась наверстать упущенное. Правда, то, что она писала песком в святилище храма, удивительным образом повторяло основные аксиомы каннуси – про избранность и тому подобное. Кинтаро, на радость каннуси, с готовностью читал послания, постепенно научившись самостоятельно замечать иероглифы в хаосе песочных россыпей. Или, может, хаос был уже не таким беспорядочным.