А потом я стала рассказывать, какой ужас наступил после этого. О статье в Интернете на странице журнала, что девушки вроде меня, носящие одежду больше 46-го размера, выглядят плохо и нездорово. А под ней – страницы и страницы комментариев, полных ненависти ко мне. Я рассказала, как ко мне вернулись мучительные воспоминания детства, когда мама считала калории и взвешивала каждый кусок еды, а еще твердила, что у меня плохая генетика и мне даже под страхом смерти не найти джинсы, которые будут сносно сидеть на моих бедрах. И о том, как всякие полупьяные придурки в кампусе, узнав меня, кидали вслед «жирная корова».
– В итоге, – закончила я, – мне стало невыносимо жить в этом теле. Я чувствовала себя такой одинокой, такой несчастной… А еще мама звонила и говорила, что фотосессия была дурацкой затеей. Мне казалось, я только зря занимала место на земле.
Чем дольше я говорила, тем сильнее мне хотелось плакать. Скоро слезы начали течь по щекам, непрошеные, молчаливые, тяжелые. Когда рассказ подошел к концу, Тэл повел меня к дивану и вытер их все до единой.
Он слишком хорошо знал меня, потому не пытался говорить, какая я красивая и хорошая и что душа тоже имеет значение. Тэл прекрасно знал, что я ненавидела банальности. Потому он просто нежно обнимал меня за плечи. Прошло немало времени, прежде чем я перевела дыхание и подняла голову.
– А теперь ты в порядке? – спросил Тэл.
– Да, – кивнула я.
– Ты хочешь еще поговорить о том, что случилось?
– Пока нет.
– Ты можешь говорить со мной об этом всякий раз, как тебе захочется. Но я уже сказал, что для меня ты осталась той же, какой была утром. Девушкой, которая поет и играет на Старой подружке перед толпой людей, которая умеет себя любить, собирается построить отличную карьеру и бывает мрачной лишь время от времени. – Я усмехнулась и ткнула его в плечо.
Лицо Тэла стало серьезным. Он опять заглянул мне в глаза и добавил:
– Девушкой, в которую я влюбляюсь все сильнее.
Вдруг воздух вокруг нас стал тяжелым. Я чувствовала кожей, что момент был очень важным. Может быть, это случится сейчас. Может быть, рассказав о попытке самоубийства, я пересеку черту между «почти люблю» и «боже мой, я по уши в него влюблена».
Тэл гладил меня по волосам, а я ждала, когда мое сердце, которое так и прыгало от волнения, взорвется от этого всепоглощающего чувства. Его губы, теплые и сладкие, нашли мои и… ничего не произошло. Вернее, я ощутила жар, но это была не любовь, а страсть. После часового выступления у меня болели руки, но я точно хотела заняться с Тэлом сексом. Через пару мгновений мы начали целоваться, и скоро, не выдержав сладких и мучительных ласк, я засунула пальцы ему под рубашку, потом скользнула за пояс брюк и обхватила ягодицы Тэла. Он засмеялся, не отрываясь от моих губ, и этот звук приятной, горячей волной завибрировал в теле.