Грозовой перевал (Бронте) - страница 156
– Но, Эллен, – только и смогла произнести она, окаменев от изумления, – как смеет он так говорить со мной? Он же обязан выполнять мои приказы, разве не так? Гадкий мальчишка, я на тебя папе пожалуюсь! Ну-ка быстро делай, что тебе говорят!
Гэртон в ответ на эту угрозу и ухом не повел. У Кэтрин из глаз брызнули слезы досады.
– Тогда ты приведи пони! – крикнула она служанке. – И сейчас же выпусти моего пса!
– Потише, мисс, – ответила та. – Вы бы поучились повежливей с людьми разговаривать. Наш молодой Гэртон, конечно, не хозяйский сын, но вам он двоюродным братом приходится, а я не нанималась вам служить.
– Эта деревенщина – мой двоюродный брат? – воскликнула Кэтрин с презрительным смехом.
– Так точно, мисс, – отозвалась дерзкая служанка.
– Ах, Эллен, не позволяй этим дурным людям говорить такие глупости! – заволновалась моя питомица. – Папа поехал в Лондон, чтобы привезти моего кузена, то есть двоюродного брата, который точно – сын джентльмена. А этот… – она не договорила и разразилась слезами от одной мысли о том, что стоящий перед ней деревенский парень может быть ее родственником.
– Тише, тише, – прошептала я, – у человека может быть много двоюродных братьев, и не все они будут благородными и благонравными, но хуже-то от этого он не станет. Просто не должен он водиться с теми, кого в семье паршивыми овцами называют.
– Он мне не кузен… И никогда не был… – настаивала на своем Кэтрин, вконец расстроившись и бросаясь ко мне в объятья, чтобы найти убежище от этой пугающей мысли.
Я очень досадовала и на нее, и на служанку: ведь они выболтали многое из того, что говорить не следовало. Я не сомневалась, что прислужница Хитклифа доложит злодею о скором приезде Линтона и что Кэтрин сразу же засыплет отца по его возвращении вопросами о своем действительном или мнимом грубияне-кузене. К этому времени Гэртон сумел перебороть свою обиду, проистекавшую из-за того, что его приняли за слугу, и выглядел искренне тронутым горем Кэтрин. Он не только подал пони к крыльцу, но, дабы утешить гостью, вытащил из конуры отличного породистого щенка терьера и попробовал всучить его девочке, показывая, что вовсе не хотел ее обидеть. Кэтрин притихла, с ужасом и отвращением посмотрела на него, а затем зарыдала пуще прежнего.
Трудно было не улыбнуться, наблюдая неприязнь, которую моя воспитанница испытывала к бедняге. Парень был хорошо сложен, крепок, здоров, черты лица его были красивые и правильные, но одежда соответствовала его повседневным занятиям, которые сводились к работе на ферме и охоте в поле на кроликов и другую дичь. Все же в его лице мне почудилось отражение таких положительных качеств характера, которыми его отец никогда не мог похвастаться. Конечно, добрые всходы забивались буйством сорняков, но даже бурный рост последних свидетельствовал о плодородной почве, которая при более благоприятных обстоятельствах могла бы принести поистине богатый урожай отборных злаков. Мне думается, Хитклиф за время их совместной жизни не поднимал руки на Гэртона, во всяком случае, забитым парень не выглядел. Мальчик был бесстрашен по натуре, а значит, не было в нем той пугливости и уязвимости, которые в тиранах вроде его опекуна порождают желание угнетать и мучить. Свою месть Хитклиф направил на то, чтобы вырастить парнишку совершеннейшим дикарем. Никто никогда не учил сына Хиндли читать или писать, никто не ругал его за дурные поступки, коль скоро они не раздражали хозяина дома, никто не поддерживал его на стезе добродетели и не отвращал с пути порока. По доходившим до меня слухам, Джозеф немало способствовал дурному воспитанию юноши. Когда Гэртон был мал, старый дурак в ослеплении своем безудержно льстил ребенку и баловал его, считая отпрыском и наследником славы знатного рода. Как раньше обвинял он Кэтрин Эрншо и Хитклифа в том, что они, будучи детьми, своими «злонамеренными проказами» исчерпали терпение Хиндли и довели того до пьянства, так теперь он возложил всю вину за недостатки Гэртона на того, кто присвоил себе его имущество. Если Гэртон непристойно ругался, Джозеф его не останавливал, если вел себя неподобающим образом, – нисколько не порицал. Я почти уверена, что Джозеф буквально любовался тем, как парень идет по кривой дорожке и как душа его движется навстречу гибели, ибо отвечать за это, по мнению старика, должен был Хитклиф. Случись что с Гэртоном, и его кровь будет на руках Хитклифа, считал старый ханжа, и эта мысль утешала его безмерно. Именно Джозеф внушил юноше неизбывную гордость за свое имя и происхождение, а если бы отважился, то постарался бы также вскормить в молодом человеке ненависть к нынешнему хозяину Грозового Перевала. Однако же страх слуги перед господином к этому времени разросся до суеверного ужаса, посему никаких открытых обличений Джозеф себе не позволял, а только ограничивался отвлеченными призывами к Господу покарать неизвестно кого. В те времена судить об укладе и распорядке жизни на Перевале я могла только понаслышке, потому что видела немного. В деревне считалось, что мистер Хитклиф «