Куда труднее было втайне переправить наверх капитана.
Но пришла команда и дверь распахнулась. Конвейер наполовину выдвинул наружу корму «Вилливо». Захваты кранов легли на бот, разворачивая его так, чтобы струя не коснулась большого корабля. Семидесятипятиметровый бот напоминал торпеду; позади плавники, посреди корпуса крылья, из носа торчит заостренный шест.
Из двигателей бота ударил пар, слишком горячий, чтобы его можно было увидеть. Захваты разжались, и кораблик устремился вперед. Часть воды конденсировалась в километрах позади него, оставляя за собой клубы призрачно-белой, на глазах тающей дымки. Неэффективная двигательная система — если сравнивать с плазменным приводом — без всяких неприятностей переносила тяжелый спуск на планету. При всем своем размере и невероятной энергии, которую освобождал и направлял двигатель корабля, «Чинук» был слишком хрупок для входа в атмосферу, а тем более для посадки. Следуя официально одобренному плану полета, «Вилливо» два часа изгибал свою траекторию в направлении планеты и наконец достиг окраин стратосферы. Теперь полагалось погасить скорость — медленно, чтобы не сгореть в атмосфере. Выдвинулись короткие крылья. Смолк отсеченный клапанами ракетный двигатель. Потом пилот и компьютер направили бот по плавной кривой. Наконец посадочный аппарат достиг высоты, позволявшей реактивным двигателям на крыльях принять достаточно воздуха, вдувшего в них жизнь. Кокпит наполнился тонким свистом. Отчаянно тормозивший «Вилливо» превратился в самолет. Твердотельные оптические датчики открыли перед пилотом раскинувшееся далеко внизу море залитых солнцем облаков. До посадки следовало обогнуть еще половину глобуса.
Луны Деметры обращаются по орбите быстрее, чем земная Луна. В эту ночь Эрион уже опустился, а Персефона должна была взойти только к рассвету. На сине-фиолетовом мраке искрилась звездная россыпь. Миновал час факельных мух и хористок, землю окутал покой. Огражденное сумрачной чашей леса озеро перебирало соболиные волны. Стоявший почти над самой его серединой Зевс чертил на них почти идеальную дорожку. Края чаши подымались над пещерой, и сохранявшееся в ней тепло источало благоухание из солнцецвета, окруженного лодиксом, на котором сидели Бродерсен и Кейтлин.
Он шевельнулся на пружинистом дерне. Становилось влажно.
— Проклятие, Пиджин, — проговорил Дэн. — Ты просто не вправе этого делать, вот и все. — Глубиной своего ума Дэн осознавал, насколько раздражение в его голосе противоречило окружающему их миру. Кейтлин сидела, подложив ногу под ногу; привалившись к нему, она взъерошила его волосы и прикоснулась губами к мочке уха.