Следуя указаниям Марии, я уже через полчаса была в Вереево, где приземлился самолёт с коллегами бабушки и её телом, а ещё через два часа стояла на холодном воздухе продуваемых со всех сторон Ворошков. Народу съехалось предостаточно. Чиновники и депутаты, которым полагалось находиться здесь по долгу службы. Псионники, чей долг был несколько иным. Официальный представитель императора, произносящий речь. Священник, ведущий службу. И многие другие. Море лиц, не выспавшихся и бодрых, любопытных, брезгливых и отрешённых.
Вспышки фотоаппаратов журналистов высвечивали людей, выглядевших в сером нарождающемся утре едва ли лучше блуждающих. Мы все призраки в этот час, в это мгновение, когда ночь уже отступила, а день ещё не начался. Солнце ещё не сорвало мутную предрассветную плёнку с пробуждающегося мира. Час перехода. Час небытия.
Речь я произносить отказалась. Хватило и стояния в первом ряду, на шаг ближе к гробу, чем все остальные. По протоколу рядом должны стоять родители, но их не было. Бабушку одели в один из лучших деловых костюмов, а лицо прикрыли плотной вуалью. Сколько я ни отводила глаз от полупрозрачной ткани, он, словно приклеенный, возвращался обратно. Искала, и одновременно боялась увидеть это.
"Штырь вошёл в правый глаз и прошёл насквозь"
К разочарованию репортёров, мои глаза так и остались сухими. Статьи наверняка разразятся противоречиями. Ктото назовёт меня сильной, другие не удержатся от намёков на наследницу незаконно добытых миллионов, которая не смогла даже изобразить скорбь. Чего ж сразу не миллиардов, зарытых в саду под старой яблоней?
— Мы живы, пока о нас помнят. Живите. И помните, — священник закончил службу традиционным напутствием.
Блуждающий, действительно, может существовать лишь до тех пор, пока жив хоть один человек, хранящий его в памяти. Тот, кто его знал, кто любил или ненавидел, дружил или враждовал, тот, кто был частью жизни умершего. Будь наш мир устроен по- другому, призраков стало бы намного больше, чем людей, и мы исчезли бы просто как вид.
Я кивнула рабочим. Молчаливо внимающие люди зашевелились, зашептались, переминаясь с ноги на ногу. Двое мужиков в чёрных костюмах закрыли гроб и деловито вколотили в крышку пару гвоздей.
Зачем? — чуть было не спросила я. Они, что, её боятся? Боятся, что Нирра выберется оттуда?
Мужчины взялись за концы чёрных лент и приподняли гроб над вырытой в рыже — бурой земле ямой. Небо на востоке едва заметно посветлело. Вот — вот оно насытится лазоревым цветом первых лучей и верхний край раскалённого диска солнца сотрёт серый цвет, раскрасив землю.