Выйдя из Тайного сада, они пошли по великолепной аллее из шелковиц, огороженной с обеих сторон высокой красной кирпичной стеной. Время от времени Сесил срывал сочные темные ягоды, предлагая одну Шекспиру, а другую отправляя себе в рот.
– Господин Шекспир, сегодня я приговорил человека к смерти. Сэр Джон Перрот, о котором, уверен, вы слышали. Я хотел его спасти, но не смог, увы.
Перрот. Конечно. Его считали внебрачным сыном Генриха VIII, что делало его сводным братом Елизаветы. Бог наградил его таким длинным языком, что другого человека на его месте давно бы казнили. Он был такой же грубый и огромный, как и его царственный отец, но совершенно не обладал его властью политика или хитростью. Похоже, удача все-таки отвернулась от него.
– Боюсь, что оскорбление, которое он нанес своей царственной сестре, переполнило чашу терпения. Он назвал ее «незаконнорожденной, ублюдком и обмочившейся кухаркой». – Сесил жестоко улыбнулся. – Никому не позволено произносить подобные слова о своей государыне, и, надеюсь, так будет всегда.
– Сэр Роберт, вы за этим позвали меня?
– Нет, нет, господин Шекспир, никоим образом. Я упомянул об этом, просто чтобы объяснить свое настроение, если я вдруг показался вам меланхоличным. Удовольствия подобная обязанность мне не доставляет.
– Конечно.
Едва касаясь перьев своими бледными, стройными пальцами, Сесил погладил крыло сокола.
– Насколько мне известно, вы не увлекаетесь соколиной охотой, господин Шекспир. Жаль, ибо это самое прекрасное из развлечений. Полет сокола, его падение камнем вниз на доверчивого кролика или мышь – это поистине одно из чудес света.
Шекспир поднял брови. Был ли он кроликом, а Сесил соколом? Конечно, Джона удивила осведомленность Сесила в том, что касается его отношения к соколиной охоте. Если ему известны такие подробности, тогда что же еще он может знать?
– Но вам, должно быть, не терпится узнать, зачем я попросил вас прийти сюда. Начну с того, что мне о вас многое известно. Я знаю, что у вас есть супруга, ребенок и прекрасная школа. И, по моему мнению, ничто не должно мешать семье и обучению. Мой отец воспитал меня в убеждении, что поощрение детей лучше наказания. Похоже, и вы придерживаетесь того же мнения. Я хотел бы вам помочь. А пока наберитесь терпения и выслушайте меня. Пойдемте, сядем под тем деревом.
Они сели на деревянную скамью в конце Шелковичной аллеи, рядом с Большим прудом, где плавали, наслаждаясь прохладой, и кормились всевозможные водоплавающие птицы. Их взгляды наконец встретились, ибо стоя Шекспир был на девять-десять дюймов выше хозяина дворца.