…
«Мне кажется, Тоня в положении. Я ей об этом сказал. Она не разделяет моего предположения, а я в этом уверен. Меня до появления более бесспорных признаков не могут обмануть предшествующие, менее уловимые.
Лицо женщины меняется. Нельзя сказать, чтобы она подурнела.
Но ее внешность, раньше всецело находившаяся под ее наблюдением, уходит из-под ее контроля. Ею распоряжается будущее, которое выйдет из нее и уже больше не есть она сама».
Поднимаю голову. Лизон говорит: Вот это проницательность! И мы бросаемся друг другу в объятия.
Мы еще час или два проболтали там, в библиотеке. Тебе сейчас столько же лет, сколько было Виолетт, когда она умерла, сказала она.
— Откуда ты знаешь?
— У нее на могиле написано.
Боже мой, на могиле Виолетт, где я больше так и не был! Даже в День всех святых. Ни разу.
— А кто ухаживает за могилой Виолетт?
— Тижо. Он каждый год сажает там цветы. Я иногда тоже с ним ходила, когда была маленькая,
А ведь это моя привычка — читая некрологи или прогуливаясь по кладбищу, мысленно подсчитывать возраст умерших… Во время похорон Виолетт на кладбище в Мераке, спасаясь от горя, я бродил между могил, подсчитывал годы усопших, читал вслух их имена: я был уверен, что им приятно, что кто-то все еще называет их по имени. И что их возраст будет закреплен за ними навечно. Франсуа Франсески, 49 лет, Сабина Одпен, 78 лет. Амеде Бреш, 82 года. Каждому своя минутка, говорила Виолетт, опуская яйца в кипяток. Там были и дети. Некоторые недолго задержались на этом свете — не дольше, чем нужно яйцу, чтобы свариться. Младенец Сальваторе, 3 месяца. Имена вырезаны на необработанном граните или на полированном мраморе… А памятник Виолетт еще не был готов. Могильщик Маритен забросал гроб тяжелой землей. Всю неделю до того шел дождь, в ноздрях у меня до сих пор стоит запах той земли. Нет памятника — нет даты. Дата появилась вместе с памятником. Почему же я больше ни разу не побывал на том кладбище? Почему у меня не возникло даже желания? Из-за неизбывного горя? Не думаю. Скорее, чтобы не узнать возраста Виолетт. Чтобы не знать, сколько Виолетт прожила. Потому что Виолетт была не просто человек, а персонаж, согласна?
Я смотрю на Лизон. Как бы ей сказать, что я был бы рад, если бы меня похоронили рядом с Виолетт… Нет, не буду.
— Ты что, папа?
— Ничего, милая. Тебе кого хочется? Мальчика или девочку?
ЗАМЕТКА ДЛЯ ЛИЗОН
…
Так вот, моя милая, твой отец, который совершенно не помнит беременность твоей матери, догадался о беременности дочери в тот момент, когда Фанни и Маргерит были в самом начале пути на этот свет! Какой инстинкт отвечает за такое предвидение? В сущности, ты вполне могла бы толкнуть этот дневник «Новому психоаналитическому журналу», наш друг ЖБ неплохо бы на этом нажился.