– Да, – решительно ответила та. – А вы разве нет?
Неожиданно лицо Гуда осветила ослепительная улыбка.
– Да, мадам, – согласился он, – стал бы, особенно если учесть показания свидетелей обвинения. По-моему, попытка опровергнуть их из-за отсутствия доказательств не произвела бы должного впечатления. Присяжные сразу невзлюбили Кейлеба, тогда как миссис Стоунфилд удалось снискать немалое сочувствие.
– Вы строили ваши планы именно таким образом? – поинтересовался Рэтбоун. – И собирались завтра допросить Кейлеба?
– Конечно, – ответил его оппонент. – На чьи еще показания мне оставалось рассчитывать? А что? Разве это может пролить свет на обстоятельства его гибели?
– Нет, если мы не узнаем, что он собирался сказать, – заявил молчавший до сих пор Монк. – Для большей ясности, не хотелось ли ему сообщить что-либо насчет Энгуса, из-за чего его следовало убить ради сохранения тайны?
– Значит, Рэйвенсбрук?.. – Голос Эбенезера поднялся почти до фальцета. – По-вашему, милорд Рэйвенсбрук убил Кейлеба в камере, чтобы заставить его молчать?
– Очевидно, нет, – сухо заметил Оливер. – Значит, мы напрасно предполагали, что вы о чем-то знаете.
– Или ему неизвестно, к чему это могло привести. – Уильям явно не собирался легко отступаться от намеченной цели. – Возможно, он знает, о чем идет речь, но не понимает значения слов и не догадывается о том, какую роль они способны сыграть. – Стремительно обернувшись, он заглянул Гуду в лицо. – Что он собирался сказать?
Адвокат чуть прикусил губу.
– Имей я дело с обычным клиентом, я бы заранее знал ответ или вообще не стал бы задавать такой вопрос. Но со Стоуном мне приходилось лишь довольствоваться догадками, – признался он. – Он, конечно, сказал, что собирается представить все как несчастный случай, что их ненависть носила обоюдный характер и что он причинил Энгусу не больше вреда, чем тот собирался причинить ему. – Положив ногу на ногу, юрист оперся локтями на подлокотники, соединив ладони на манер островерхой крыши. – Поймите, его речь изобиловала недомолвками и парадоксами, а часто он просто смеялся. Если б я счел, что это ему поможет, я бы постарался представить его сумасшедшим. – Он по очереди посмотрел на каждого из собеседников, и лицо его при этом казалось исполненным сожаления и в то же время выражало немой вопрос. – Но кому хочется провести остаток дней в Бедламе? Я бы предпочел, чтобы меня повесили. И потом, иногда Кейлеб вел себя как вполне разумный человек. Он, безусловно, был достаточно умен и получил хорошее образование. Когда ему хотелось, его речь становилась даже изысканной. Впрочем, потом он снова начинал говорить, как любой другой негодяй с Собачьего острова.