– Нет, конечно, нет! – заверил он слушателей.
– Спасибо. Продолжайте.
Поза лорда сделалась еще более напряженной. Обуревавшие его чувства, из-за которых он находился на грани отчаяния, проявились сейчас с особой, вызывающей боль силой. В эти минуты он как будто боролся с преследующим его жестоким кошмаром, что не могло оставить равнодушным никого из присутствующих в зале.
На этот раз его не стал торопить даже коронер.
Наполнив легкие воздухом, Майло затем выдохнул его без единого звука и лишь спустя еще секунду заговорил:
– Совершенно неожиданно, не сказав ни слова, Кейлеб бросился на меня. Прежде чем я что-либо осознал, он вцепился мне в горло и, перехватив мою руку, принялся вырывать из нее нож. Между нами завязалась схватка. Я защищался, а он пытался меня одолеть, собираясь то ли убить меня, то ли отобрать нож и покончить с собой. Этого я не знаю и не могу что-либо предположить…
По залу прокатился тихий сочувственный шепот, сменившийся сострадательным вздохом.
– Ради бога, где Монк? – тихо проговорил Гуд, обращаясь к Рэтбоуну. – Мы можем тянуть волынку не дольше чем до завтра!
В ответ Оливер промолчал. Ему тоже больше не приходило в голову никаких идей о том, как задержать следствие.
– Я не могу точно сказать, что случилось, – снова заговорил Рэйвенсбрук. – Все происходило слишком быстро. Ему удалось несколько раз ударить меня ножом, раз шесть или около того. Мы продолжали бороться. Наверное, наша схватка на самом деле была не столь долгой, как казалось. – Обернувшись к коронеру, он устремил на него совершенно искренний взгляд. – Я абсолютно не представляю, идет ли речь о минутах или всего лишь о нескольких секундах. В конце концов мне удалось его оттолкнуть. Он оступился, а я по инерции повалился на него, зацепившись при этом за его ногу, и мы вместе рухнули на пол. Когда я поднялся, он остался лежать с воткнувшимся в шею ножом.
После этого Майло замолчал. В зале, где все сидели неподвижно, стояла мертвая тишина. Зрители, все как один, повернулись лицом к свидетелю, не скрывая охватившего их ужаса и открыто выражая ему сочувствие.
Селина Херрис походила теперь на призрак – она как будто стала тоньше, сразу погрузившись в безмерную печаль, а на лице у нее больше не оставалось и следа прежней дерзкой заносчивости.
– Когда я пришел в себя, – продолжил повествование Рэйвенсбрук, – и убедился, что мне больше ничто не угрожает, я наклонился к Кейлебу и попытался нащупать у него пульс. Из его раны обильно текла кровь, и я опасался, что его уже не удастся спасти. Потом, повернувшись к двери, я принялся стучать, вызывая охранников. Один из них открыл камеру и выпустил меня. Остальное вам, очевидно, уже известно.