– Уверена, Витя. Дороги замело. И волки… – Она посмотрела на него внимательно, сказала: – Да ты не переживай, дождется тебя твоя Настя. Вот как дороги станут безопасными, так сразу и поедешь.
– Это когда? – спросил он с надеждой.
– Боюсь, что теперь только весной. Видишь, что творится кругом? Зверье словно с ума посходило. А она, твоя невеста, мне кажется, девушка неглупая, понимает, почему тебя нет. Думаешь, захотела бы она, чтобы ты ради встречи с ней рисковал своей жизнью?
Настя бы не захотела, но он ведь обещал. А теперь даже письмо отправить не может, потому что дороги замело и волки…
О Насте он думал все чаще и чаще. Она ему даже снилась. И сны это были такие, что просыпался Виктор весь в огне и спешил поскорее умыться ледяной водой, чтобы погасить этот жар. А метель и волков он теперь ненавидел и считал личными врагами. Может, за эту ненависть они ему и отомстили…
Добираться до Стражевого Камня становилось все тяжелее и тяжелее. Лошади по самый круп проваливались в снег, хрипели, не желали идти на остров. А Сиротка с каждым днем свирепел все сильнее, его злили проволочки, и лютовал он теперь не только с рабочими, но и со своими собственными людьми. Больше всего доставалось Гришке, тому самому слабоумному увальню, которого Виктору едва ли не в первый день показал Август. Гришка отчего-то к острову прикипел, увезти его оттуда можно было только силой, но он все равно возвращался, как брошенный пес возвращается к своему хозяину. Гришку терпели, не жалели особо, но и не обижали, работу давали такую, где нужна сила и не нужны мозги. А Сиротка злился, считал не сумевшего постоять за себя Гришку слюнтяем, гнал с острова и с глаз долой, все чаще хватался за хлыст. Бил с оттяжкой, со всей силы, а Гришка истуканом стоял на месте, не пытался ни убежать, ни защищаться. Виктору довелось увидеть это лишь однажды, и он не выдержал, ринулся вперед. Не оказалось рядом ни Игната, ни мастера Берга, чтобы его остановить. Да и не остановили бы.
– Да что же вы творите?! – Удар хлыста пришелся по рукаву и до кожи не достал. – Он же человек!
Гришка стоял безучастный к происходящему, разглядывал падающие на снег капли крови.
– Человек? – Мутные от бешенства Сироткины глаза превратились в узкие щелочки. – Он не человек, господин инженер, а мусор. Ненужный мусор. А от мусора принято избавляться до того, как он начнет смердеть. Кстати, – он хлопнул рукоятью хлыста по раскрытой ладони, – не уверен, что вы так уж полезны в нашем деле.
– Вы мне угрожаете? – Виктор перехватил палку поудобнее. Одно дело – избивать беспомощного и безответного, и совсем другое – поднять руку на того, кто может за себя постоять. Пусть попробует.