Болезненную неловкость момента сгладил истеричный бабий крик:
– Анастасия Алексеевна, вот вы где! А я по всему вокзалу за вами гоняюся! Только водички попить отошла, вернулась скоренько, а вас нету.
К ним, размахивая элегантной тростью, бежала мелкая, похожая на мышь, бабенка. Бежала и голосила…
– А кто ж виноватый, что вы меня не дождалися? Я ж только на минуточку, одна нога здесь, другая там. А вас нету… Пришлось по вокзалу бегать…
Анастасия вдруг вцепилась в рукав Трофимовой рубахи, заговорила тихо, едва слышно:
– Трофим, не могу я. Убери ее от меня. Я лучше сама, чем с ней…
– А вы туточки. Слава богу, нашлися! А я так за вас волновалася! Так волновалася!
Бабенка совсем не выглядела встревоженной, причитая, она умудрялась хитро поглядывать на Виктора. Было в ней что-то сорочье, вороватое.
– Умолкни, Глашка! – вдруг рявкнул Трофим. – Трость отдай и пошла отсюдова!
– Да как же? – Бабенка-сорока попятилась, но уходить не собиралась. – Куда это мне идти?
– Куда глаза глядят. Деньги тебе уплочены, все до копейки.
– А за барыней кто же будет приглядывать? – Бабенка уперла кулачки в бока. – Она же немощная, бедняжечка! Ни к чему не приспособленная. Давеча чуть лоб себе не расшибла, когда по лестнице спускалась. А третьего дня юбку шиворот-навыворот надела.
Эта глупая баба говорила об Анастасии так, словно той здесь не было, а Трофим все стоял, не решаясь оставить хозяйку одну, не зная, как поступить. Зато Виктор знал.
– Любезная, позвольте трость. – Он подошел к бабенке, улыбнулся ласково.
– А вы кто такой будете? – Глаза-бусины смотрели подозрительно.
– А я Анастасии Алексеевны знакомый. – Он забрал трость, передал Трофиму.
– А какой такой знакомый у нашей бедной сиротки? Я всех ейных знакомых знаю, а вас что-то не припоминаю.
– А вот пойдемте-ка, я вам все подробнейшим образом расскажу. – И Виктор с силой сжал острый локоток, потащил упирающуюся Глашку прочь, на ходу шепотом приговаривая: – Тебе что сказали? Тебе велели вон идти. А ты что делаешь?
– Пусти! – Глашка попыталась вырваться, но Виктор держал крепко. – Я кричать буду, городового сейчас позову.
– Кричи, – разрешил он. – Я вот как раз сам городового ищу. Тебе расчет дали, а ты все не уймешься, уважаемым людям мешаешь.
– Уважаемым! – фыркнула Глашка, но вырываться перестала. – Один бандюк, а вторая, хоть и графиня, но с такой репутацией…
– С какой репутацией?
– Знакомый, говоришь, ейный? – Глашка смотрела хитро. – А того, знакомый, не знаешь, что братец ее, тоже граф, на каторге сгнил, потому как был бомбистом, на самого государя покушался. За то злодеяние на всю их семейку проклятье легло: граф с графиней померли во цвете лет, Настька калекой сделалась. Только бабке все нипочем, но она, сказывают, та еще гадина!