Мальчик, идущий за дикой уткой (Квирикадзе) - страница 61

Из той петербургской вечеринки помню полное безразличие длинного ко мне и мое глухое раздражение к длинному. Мне мешал его огромный рост, то, как он заполнил собой маленькую квартиру Эстер, где для других не было места. И главное, я ревновал его к прекрасной гримерше “Ленфильма”…

Проскакивая много букв алфавита, остановлюсь всё же на букве “М”.

Шестидесятые годы, я студент ВГИКа. На стене у моего письменного стола рядом с фотографиями Одри Хепберн, Анук Эме, Брижит Бардо висели скрепленные кнопками фотографии Джеймса Джойса, Владимира Маяковского, Михаила Булгакова, Уильяма Фолкнера и загадочного Франца Кафки. Над кроватью висел сомнительный толстяк, который, как меня уверяли, был Трумен Капоте. Оказалось, толстяк – Аль Капоне…

Все гении вели записные книжки, дневники (не уверен про Аль Капоне). Гении писали о женщинах, которые разбивали им сердца, о друзьях, с которыми кутили, ссорились, мирились и готовились завоевать мир… Что-то подобное писал и я.

Мой сын Чанчур сегодня, помимо того что разбил калейдоскоп (всюду разбросаны цветные камушки), произнес и первую понятную человеческому уху фразу (до этого он говорил на языке лягушек с острова Фиджи). Сын сказал: “Привет, дорогуша!” Разбитая трубка калейдоскопа, первая фраза, выцветшие страницы моих записных книжек, дневника, где часто упоминается имя Никиты Михалкова, – всё это вместе настроило меня на не совсем обычное повествование…

На днях я встретил Михалкова на юбилее Высших курсов режиссеров и сценаристов. Сказал ему:

– Пишу о тебе, юном…

Никита сощурил правый глаз:

– Две трети врешь?!

Я ответил:

– Три третьих.

Нет, не вру. Вспоминаю. Как-то Иосиф Чхаидзе, Никита Михалков и я часа два пролежали под кроватями общежития ВГИКа, в комнате 518, где живут дочь комендантши общежития Лиза (в нее влюблен Иосиф), полька Ванда (увлечение Никиты) и моя узбечка Лариса. Дело в том, что комендантша неожиданно нагрянула в пятьсот восемнадцатую комнату, затеяла приготовление какого-то татарского блюда (для дочери и ее товарок) и не спешила уходить, вливая в себя водку, оставленную вчера дядей Динары Асановой. Мы лежим под кроватями, боимся поменять позу, у этой сволочи слух как у волчицы. Лежим час. Наконец Берта Антоновна собралась было уйти, но, встав из-за стола, споткнулась и растянулась своими двумястами килограммами, оказавшись нос к носу с Никитой. Вой! Крик! Мы вскакиваем, выбегаем из комнаты, несемся по коридору, вниз по лестнице и вылетаем в окно первого этажа. Ночью вход в общежитие на замке…