Было еще важное дело, которое требовало незамедлительного исполнения. Зашитое под мышкой письмо агента Петрова должно было сыскать своего адресата. Беда только, что бумажонка с записанным именем куда-то задевалась. Матвей грешил на Евграфа, денщик клялся всеми святыми, что в глаза не видел секретную бумагу. Ну и шут с ней. Матвей помнил, что депеша предназначалась для Бирона. А поскольку выпала такая удача, что он едет в Петербург, стало быть, сам ее и передаст. Встреча с Бироном не радовала, но что делать, если такая выпала карта.
Для сопровождения секретной почты в помощь Козловскому были предписаны два драгуна. Но в условленный час воины не явились, и Матвей на свой страх и риск решил ехать без охраны. От случайных разбойников он с Евграфом сам отобьется, а при встрече с большим отрядом противника двое драгун не помощь, а скорее помеха. Как покажут дальнейшие события, размышлял князь правильно.
Прекрасное время года – весна. Мир свеженький, как только что созданный. И травка в полях, и листочки дерев чистые, умытые. И птицы, конечно, куда же без их звонких голосов. На хуторе Евграф раздобыл жареных цыплят. Тоже ведь птицы, но назначение у них совсем другое. Певчие птицы услаждают нам душу, а эти – желудок. Матвей меланхолически жевал куриное мясо, запивал вином из бутылки. Прямая, обсаженная тополями дорога, казалось, кратчайшим путем вела к счастью. Приветливые поля окрест не были изуродованы войной. Вот трудолюбивый пейзанин идет за плугом. Поодаль пасется лошадь с жеребенком, смешной такой, все лезет к матери в жажде полакомиться молоком, а та аккуратно отпихивает детеныша, мол, пора переходить на подножный корм.
Так спокойно прошел первый день пути, второй… А на третий день, к вечеру, в березовой роще Матвея и взяли. Стволы берез были так белы, что слепили глаза, и удивительно, что и кучер на козлах, и сидящие в карете не заметили подхода ярких мундиров, которые как-то разом вдруг окружили карету и залопотали по-польски. Было их человек пять, а может, и того больше. Матвей только и успел заметить, что двое из отряда были верхами…
– Кто такие? – выкрикнул главный, ни угрозы в голосе, ни выстрелов, ни обнаженных шпаг.
Возница-поляк степенно объяснил, что везет русского офицера. Кто-то крикнул: «Виват Лещинский!» Матвею почудился в этом возгласе скорее вопрос, чем утверждение. Далее один из красных мундиров вспрыгнул на козлы, два других на запятки, всадники встали в авангарде, и карета, взяв рывком с места, понесла наших героев в неизвестность.
Матвея предупреждали в Варшаве, чтобы держал ухо востро и опасался встречи с конфедератами. Страной уже правил Август II, а на всей территории Речи Посполитой шуровали многочисленные отряды бывшей армии польской, которые не хотели признавать саксонца и стеной стояли за Станислава Лещинского. Не знаю, как вели себя шляхтичи в войске люблинского воеводы Тарло или, скажем, в подольской конфедерации, составленной в Каменце, но те, к которым попали Матвей с Евграфом, уместнее было бы назвать не борцами за свободу, а просто бандитами. Лозунги-то они выкрикивали правильные, а на деле не столько воевали за республику, сколько грабили усадьбы, чьи хозяева на свою беду присягнули Августу Саксонскому. А может быть, не успели присягнуть, но не изъявили страстного желания вступить в конфедерацию.