Ну и ну! Одна из гостей игриво ущипнула его за зад, и все захихикали.
– Не хотите сказать нам кое-что? – допытывалась девушка в синем.
– Что именно? – спросил он.
– Сами знаете, – игриво отозвалась она. – Скажите «вне всяких сомнений». Вы ведь скажете, правда? Мы мечтали об этом с самого детства.
Все остановились среди запущенного парка. Дамы перестали хихикать и затаили дыхание.
– Все всяких сомнений, – эхом повторил Рэнсом, не понимая зачем.
Дамы дружно и томно вздохнули.
– О-о… – простонал кто-то из них. – О, этот голос! Ах, мое беспокойное сердце! Как это романтично!
– Фрейлины! – воскликнула мисс Гуднайт детски-невинным голосом. – Видите, что там, вдалеке? Руины павильона. Поспешите же туда. Мне не терпится узнать, кто из вас сумеет составить самый большой букет шиповника к тому моменту, как я присоединюсь к вам.
Радостно визжа, юные леди подхватили свои юбки и бросились вперед наперегонки.
– Ну вот, – заключила мисс Гуднайт. – По крайней мере, несколько минут им будет чем заняться. А я пока что все объясню.
– Да, сделайте одолжение. Что происходит, черт возьми? «Все всяких сомнений» – это что еще за чушь?
Иззи взяла его под руку и повела в сторону разрушенного павильона. Она не спешила.
– Это знаменитый монолог из «Сказок на сон грядущий». Ульрик произносит его в присутствии Крессиды перед тем, как отправиться в поход. «Вне всяких сомнений, я вернусь, миледи». И так далее, и тому подобное. «Вне всяких сомнений, мое оружие, моя сила, мое сердце…»
– Зачем же они требовали этих слов от меня?
– Боюсь, объяснение вам не понравится, – грустно ответила Иззи. – Просто внешне вы похожи на него.
– Я? На Ульрика?
– Да. Невероятно похожи. Широкие плечи, довольно длинные золотисто-каштановые волосы, небритость… Словом, как две капли воды, вплоть до потрепанных ботфортов.
– Но… – Рэнсом нахмурился. Так вот почему она просила его не появляться во дворе! – Вряд ли у этого вашего Ульрика есть шрам на лице.
– Вообще-то есть. С тридцать четвертого выпуска, где он бился с Рыцарем-Тенью в Бантервикском лесу.
Рэнсом чуть не ахнул. Происходящее сразу обрело смысл. И от этого смысла на него накатила тошнота.
Он остановился и заставил Иззи повернуться к нему лицом.
Сегодня утром он видел хорошо. Настолько хорошо, насколько теперь мог. Он обошел бы пень, попавшийся на пути, и различал неясные силуэты деревьев и обрушившихся арок, хотя о том, что вокруг порхают птицы, догадывался лишь по щебету.
Самая жестокая пытка – видеть туманный образ Иззи и знать, что отчетливее не увидит ее никогда.
Он различал пухлые алые губы и ореол темных волос, падающих на плечи, прикрытые светлой – или желтой? – тканью платья. Но разглядеть выражение ее лица он не мог.