— Гиневра, — обратился я к собеседнице после некоторой паузы, — что ты собираешься делать со всем этим?
— Сама не знаю, — не то произнесла, не то простонала она. — Господи, во что я ввязалась.
С этими словами она, словно для того чтобы дать мне понять всю неимоверную тяжесть своего положения, запустила руки в коробку, стоявшую у ее ног, и, выудив из ее недр отрез дешевого набивного ситца, раскатала ткань на столе между нами. Со страдальческой гримасой на лице она выдохнула:
— А вот это? Зачем я, спрашивается, купила эту дрянь? Нет-нет, ты посмотри, он же тонкий — насквозь просвечивает. Чертова продавщица, я ведь чувствовала, что она мне это барахло просто впаривает.
— Интересно, как ты собираешься рассчитываться за все эти покупки? Тут никаких денег не хватит.
Гиневра посмотрела на меня с самым невинным видом.
— А я и не собираюсь покупать все это. Большую часть вещей я верну, а оставлю себе только то, что мне действительно очень нужно или просто понравилось.
Наклонившись ко мне поближе, она добавила:
— Вот только знать бы еще, что оставить. Если честно, никак не могу выбрать.
Я откровенно расхохотался:
— Гиневра, если уж ты заранее знала, что большую часть этого барахла все равно придется возвращать, зачем, спрашивается, было покупать и тащить его домой?
Она посмотрела на меня так, словно в моих словах не было не то что логики, но даже и капли здравого смысла.
— Да при чем тут это? Нет, Ловетт, ты не женщина, и тебе меня никогда не понять.
— И все-таки… Ты, когда скупала всю эту., скажем так, коллекцию, уже знала, что будешь возвращать большую часть, или всерьез думала, что сможешь рассчитаться за все это добро?
Гиневра задумалась над моими словами — с явной, надо сказать, неохотой. Скорее всего, никогда раньше она этим вопросом не задавалась.
— Не знаю, Ловетт, честное слово, не знаю. Наверное, я думала, что все это мне просто необходимо. Мне казалось, что вот это будет замечательно смотреться, а вот это окажется очень полезным… — Неожиданно в ее голосе послышалось раздражение, и она напустилась на меня: — Ну что ты ко мне пристал, в конце концов? От тебя вообще никакого толку. Помог бы хоть, что ли. Господи, ну и беспорядок.
С этими словами она изо всех сил пнула коробку, стоявшую около стола, и раздраженно откинулась на спинку стула. Ее злость и недовольство окружающим миром были настолько очевидны, что я, по всей видимости, уставился на нее и рассматривал собеседницу, как ей показалось, достаточно бесцеремонно.
— Ну в чем дело-то? — весьма нелюбезно осведомилась она. — Что уставился-то?