– Осторожнее, – спокойно сказал Люк. – Когда дама вращается в высших кругах общества, она вольна ехать куда ей вздумается. Так что насчет твоих планов?
– Только не армия, – твердо сказал Эшли. – Это была папина идея. Джорджу – титул, тебе – сан священника, а мне – армия. Я не трус, Люк, но не желаю быть пушечным мясом для министров, которым взбредет в голову повоевать. И не церковь. Мама с Джорджем прочили меня туда, когда ты не оправдал их надежды. Я хожу в церковь и подаю милостыню, и, насколько я помню, я ничего не украл и никого не убил. Но я не хочу быть священником, даже имея перспективу стать епископом. Не пытайся навязывать мне это, Люк.
– Ты энергичный человек, Эшли. Ты не выносишь ограничений и требуешь независимости. Но понравится ли тебе всю жизнь приходить с протянутой рукой ко мне или к управляющему!
– Нет, клянусь жизнью, – сказал, вставая, Эшлн. – В конце концов, все пытались говорить мне высокие и мудрые слова о моей жизни. Но ты хуже всех. Ты сидишь здесь развалясь, буравишь меня ледяными глазами и называешь «мой дорогой», будто я женщина. Иногда мне кажется, что ты, Люк, десять лет назад убил моего брата и занял его место. Иногда ты даже не похож на него. Мой брат, Люк, был сердечным и великодушным человеком.
– Можешь оставить счет на столе, – сказал Люк, тоже вставая. – Я оплачу его. Но будь осторожен, Эшли. Это последний счет такого рода, который я оплачиваю. Если для того, чтобы удовлетворить твой любовный голод, тебе надо обеспечивать дорогую любовницу, делай это в пределах своего содержания. Это будет нелегко, несмотря на то, что со следующего месяца я собираюсь увеличить его. Лучше всего для тебя было бы расстаться с ней и послушаться моих советов. А впрочем, я должен оговориться. Конечно, у тебя могут быть определенные желания, связанные с женщинами. Можешь приносить мне такие счета.
– Проклятие, но это невыносимое оскорбление, – взорвался Эшли. Он явно не слышал, как дверь в библиотеку отворилась. – Холодные глаза и ледяное сердце. Жаль, что ты не остался во Франции, Люк. Нет, даже больше. Я хотел бы, чтобы ты убрался ко всем чертям, вместо того, чтобы приезжать сюда.
– Доброе утро, дорогая, – сказал Люк своей жене, которая стояла в дверях, смущенная и напуганная.
Эшли повернулся и шагнул к Анне.
– Мадам, – сказал он, кланяясь и целуя ей руку, – мне жаль вас от всей души. Ваш покорный слуга. – И, еще раз поклонившись ей, он вышел из комнаты.
– Заходите, дорогая, – сказал Люк Анне.
Анна нерешительно оглянулась на дверь, но послушалась его,
– Извините меня, – сказала она, – Я не знала, что вы не один. Мне следовало попросить дворецкого доложить обо мне и, узнав, что вы заняты, уйти обратно к себе.