Вот только вместо того чтобы поднять тут очередное восстание Спартака, (чего хотелось невыносимо), пришлось успокаивать, убеждать что «все хорошо», и уговаривать «потерпеть немного». Блин! — словно детишек каких-то!
Ну дык они и были словно дети. А мне необходимо было решить один единственный вопрос, — что более жестоко, — разрушить детские кумирни, оставив их одних, без каких либо жизненных ориентиров и смысла жизни. Либо оставить этих олухов в лапах злодейских эксплуататоров, которые хоть как-то, но о них заботятся…
…Может это была трусость, а может мудрость. Но я точно знал, что сам позаботиться об этих людях не смогу. А значит, и приручать не имею права. Тем более что и сам толком не знаю, каков же будет мой следующий шаг. А значит, все что мне оставалось, это максимально минимизировать тот ущерб, что причинило им наше появление в их краях. Так что я снова велел им позаботиться о собственном ужине. Назначив «умника», вместе с одним из пленных охранников, показавшимся мне наиболее приличным человеком, заведовать запасами. И распорядился, чтобы завтра, все с утра пораньше, выходили на работу словно бы в обычный день. …А сегодня, по личному распоряжению Икаоитииоо, назначается праздник. — «День Горняка и Слюдодобыытчика», так что едим двойные порции, (из запасов охранников), и отдыхаем.
И вот, наконец все первоочередные дела сделаны. — Территории зачищены. Дозоры расставлены. Население успокоено, накормлено до сонной одури, и разогнано по баракам.
Смолянистые ветки горят в костре, взрываясь пучками искр, а напротив меня сидит тот самый дедок, Учитель, и Жрец Пятой Ступени, имени которого я до сих пор так и не удосужился выяснить.
Впрочем, — для всех он Учитель. И вполне возможно, что уже и сам забыл те времена, когда к нему обращались как-то по иному. Так что вопрос об имени, можно конечно поднять, особенно если понадобиться надавить и принизить оппонента. …Типа, — «не Учитель ты, а обыкновенный Вася». Но вот нужно ли мне это сейчас?
Пригляделся к нему повнимательнее. — Стар. Действительно стар, а для этого времени, наверное даже «очень стар». Однако, глаза вполне живые. И хотя на лице его застыла этакая маска профессионального Патриарха и Отца Народа, за которой, теоретически не должно проглядываться никаких чувств, кроме «правильных». — Иногда в этих глазах пробегают какие-то иные искорки… — Насмешка? Понимание? Интерес?
Страх? — Вот страха кажется точно нет, либо он умеет очень хорошо его прятать. А может быть, для такого долгожителя как он, смерть уже стала настолько близкой подругой, что давным-давно перестала пугать. …Интересно, сколь друзей и родни, он уже успел похоронить к этому времени?