== Пойдем домой.
== Сейчас, Гена, приду...
== Иди скорей...
== Ну, Генка, ну, право слово, чудак... Дай кино-то досмотреть.
== А то застрелюсь...
== Ну, иди, иди, сейчас приду.
Генка ушел, а минут через пятнадцать грянул выстрел. Первой прибежала в его комнату из соседней баба Мотя, за ней = Генкина мать и другие соседи. Генка полулежал, откинувшись, на диване. Все лицо и грудь были в крови. Здесь же валялось ружье. Правая нога Генки была разута. Он стрелял себе в рот.
Новости были далеко не из приятных. Как люди жили?!. Лично Николай за время работы в пароходстве всего несколько раз ночевал на Даче Долгорукова. Один раз в сплошном окружении женского пола: три жилички, сестры, мать и баба Мотя. Он храпел и сквозь сон слышал, как над ним дружно все смеялись.
== Вот тебе и поэт... Моряк... Ну, почему же так храпит он? Не
просыпаясь, моряк в рифму отвечал: == Он весь романтикой пропитан.
И снова == смех... Потом == затишье... Потом == храп. Храпеть было от
чего. Они с Толиком Беленьким выпили бутылку "Старки". Девчонки пить наотрез отказались, мать с бабой Мотей пригубили по полстопочке, а мужчины уже затемно "бегали" в дежурный магазин, аж за Невой, на Тульском переулке, где отоварились двумя (на всякий случай) бутылками "Ерофеича" и тремястами граммов грудинки.
Позднее, перед самым переездом, Николай жил в бараке в отдельной комнате (свободные комнаты были в избытке) с молодой супругой целую неделю. "Медовую" неделю.
Там же ему довелось услышать свое первое выступление по радио == стихи. По обычному репродуктору == выступление Хрущева. Николая кто-то из соседей "поймал" по радиоприемнику. Все, кто имел приемники, настроились на нужную волну и включили их на полную мощность. А Хрущева == выключили. На всю секцию раздавался молодой звонкий голос: "Мы живем, на волнах качаясь..." Соседям Николай Сергеевич был дороже, чем "дорогой Никита Сергеевич". Николай был свой.
23
Четырнадцать моряков Балтийского пароходства направлялись в командировку в Турку (Финляндия) на приемку нового теплохода. Отъезжающие и провожающие собрались на Финляндском вокзале. Друг друга не знали. Ждали старшего. Старший появился возбужденный, так что его не сразу и поняли: надо ехать на Московский вокзал, так как поезда на Финляндию идут оттуда.
К поезду успели во-время. Стало понятно, почему с Московского, когда увидели проплывающую за окном Дачу Долгорукова. С наружной стороны дачинского высокого забора бегали какие-то незнакомые подростки, повидимому, дети жильцов, приехавших на Дачу Долгорукова в последние годы. Вот они остановились и провожают глазами поезд, по традиции полагая, что поезд этот == правительственный.