– А я знаю, что завтра он будет в Москве, – добавил Суворовцев.
– Значит, завтра и возьмем, – просто сказал Вершинин.
– Я на сто процентов уверен, – продолжал Суворовцев, проигнорировав слова товарища, – Германия откажется с нами сотрудничать. Это мы уже проходили. Хотя их можно понять, кому нужен международный скандал, ведь мы достоверно не знаем истинную цель передвижений Сорса. А если это окажется пустышкой?
– Да если и не пустышка, с такой поддержкой, как у господина Сорса, на его задержание не пойдет даже Интерпол, – утвердительно кивнул Сан Саныч.
Вершинин посмотрел на своих собеседников и мягко улыбнулся. Было в этой улыбке что-то от учителя Яо.
– Ты чего улыбаешься? – сердито спросил его Суворовцев. – Что такого смешного услышал?
– Как говорил Яо, «смотри на мир простодушно, как только что народившийся бычок, и не доискивайся причин».
– Когда он вот такой, – обратился Суворовцев к Сан Санычу, – меня это жутко пугает. – И вдруг добавил: – Странная машина, я вижу ее уже во второй раз.
– А я в четвертый, – подтвердил Сан Саныч.
Мобильный телефон Вершинина зазвенел неожиданно и пронзительно.
– Кто это, интересно? – сказал он, собираясь ответить на звонок. – Номер скрыт.
– Мы встречались, – заговорила трубка.
– Я со многими встречался. Чего надо?
– Ты хочешь перейти прямо к делу? Хорошо. Тогда мне надо, чтобы вы погуляли по Праге еще денька два. Пивка попили, развлеклись. Короче, я очень не хотел бы увидеть в Москве твою морду раньше этого срока. Понял меня?
– Слышишь, ты? Своим свободным временем я распоряжусь как-нибудь сам.
Суворовцев тем временем оторвался от ноутбука, который открыл, когда у Вершинина зазвонил телефон.
– Звонят из Москвы, – тихо сообщил он Вершинину. – Городской номер 921-21-23.
Это был номер домашнего телефона Вершинина.
– Что ты делаешь у меня дома, падаль?! – заорал тот в трубку.
* * *
Ну вот и недостающий, точнее, теперь уже не достававший все это время «пазл» в общей мозаике.
Вот кто источник утечки – Бердяев. Можно сказать, моя миссия выполнена. Хотя – это еще не конец.
И снова, и снова спрашиваю себя – почему и в какой момент? В какой момент этот свой стал чужим? Где была его черта? Почему переступил ее? Ведь кадровый офицер, интеллектуал. «Философ». Каким цинизмом надо обладать, чтобы взять такой псевдоним? А каким надо обладать цинизмом, чтобы сдавать своих, обрекать своих товарищей на гибель, а иногда и больше того – отдавать приказы об их устранении? Когда, в какой момент с ним случилась эта беда? Ведь это – беда. Предательство. Большая, непоправимая беда человеческой души. Да минует она меня стороной, какие бы пытки ни пришлось изведать.