— Мудрое решение. За это стоит выпить. — И Ральф отсалютовал ей своей чашкой.
— Я всего лишь хотела забыться, прогнать грустные мысли.
— Ах, если бы это было возможно! — печально откликнулся он. — Я весь день думал о своих детях. Представлял, как они встречают Рождество и как праздновали его мы те несколько лет, что были вместе.
— А что с тобой случилось? Не обижайся, я не хочу показаться навязчивой. Можешь не отвечать, если не хочешь, но зачем ты женился? — Лиза искоса взглянула на него и удивилась тому, что когда-то сочла Ральфа невзрачным. Сейчас в его глазах застыла печаль, а губы кривились в горькой ухмылке.
— Я женился, потому что должен был жениться. Ведь так поступают все мужчины — или, во всяком случае, большинство. Кроме того, я думал, что влюблен. Разумеется, этого быть не могло, но я считал по-другому. Откуда мне было знать, что такое любовь? Мой брак не был идеальным, секс не приносил мне удовлетворения, но я полагал, что мне просто не повезло.
Он вздохнул. Лиза смотрела на него и молчала.
— А потом меня призвали в армию, — продолжал Ральф. — Раньше я никогда не жил среди мужчин. И вдруг это показалось мне более естественным. Я почувствовал облегчение и стал самим собой. Потом я попал в плен, меня отправили в концентрационный лагерь и… словом, об остальном ты можешь догадаться. — Ральф передернул плечами. — Вернувшись домой, я написал письмо жене и рассказал ей обо всем. Я знал, что она будет шокирована, но какое письмо я получил в ответ! Оно состояло из одних оскорблений. Детям сказали, что я погиб.
— Это ужасно.
Лиза накрыла его руку своей. Ральф повернулся к ней и сделал жалкую попытку улыбнуться.
— Прости меня. Я взваливаю на тебя свои проблемы, а тебе от этого не станет легче. Знаешь, я ведь тоже выпил. Вино, сначала одну бутылку, потом вторую… Кажется. Не помню точно.
— Не извиняйся. Продолжай, — попросила Лиза. — Как говорят, разделенная беда — уже полбеды. — Это была одна из любимых поговорок Китти.
— В лагере я увлекся драматическим искусством. К своему изумлению, я обнаружил, что из меня получился недурной лицедей. Так что, вернувшись домой, я решил продолжить этим заниматься. Это казалось мне вполне логичным. — Он так крепко сжимал чашку обеими руками, что Лиза заметила, как побелели у него костяшки пальцев.
— Знаешь, чего я хочу больше всего на свете, Лиза?
— Чего? — тихонько спросила она.
— Стать звездой. Чтобы имя Ральфа Лейтона было известно всему миру, подобно имени Чарльза Лоутона[49] или Лоуренса Оливье. И тогда в один прекрасный день моя жена, быть может, расскажет детям о том, что я не погиб на войне. Быть может, тогда что-нибудь изменится. Они перестанут стесняться того, что я — педик, гомик, или какие там еще оскорбительные названия придуманы для того, кем создал меня Господь. Как по-твоему, я могу стать звездой, Лиза?