Совсем иначе повели себя медсестры в больнице, куда отвезли Китти, как, кстати, и инспектор уголовной полиции, который пришел побеседовать с ней утром следующего дня.
Медсестра прошептала:
— Хорошо, что все так закончилось, милочка. Держу пари, он заслужил такой конец.
И Китти нетвердым голосом отозвалась:
— Еще бы. Вы даже не представляете, насколько вы правы.
Это было самое меньшее, что она могла сделать для Лиззи, которой все это время пришлось возлежать с этим зверем с ее тайного благословения.
Разумеется, она все знала!
Она, Китти О’Брайен, которая считала себя прекрасной матерью, спала в гостиной, в комфорте и одиночестве, в то время как в глубине ее души зрело ужасное подозрение, нет, осознание того кошмара, что творился наверху. Она прятала голову под подушку, когда слышала, как знакомо скрипят наверху пружины кровати, говоря себе, что это слишком страшно, чтобы быть правдой, что у Тома бессонница из-за того, что он очень много выпил. Китти не могла признаться себе в том, что происходит немыслимое, потому что в таком случае она должна будет прекратить это, и поскольку Тому нужна женщина, значит, это ей, Китти, придется лежать в просторной мягкой кровати и утолять его животные желания.
А ведь Лиззи достаточно было всего раз, один-единственный раз услышать, как отец набросился на Джоан, и она понеслась наверх, словно ангел мщения, несмотря на боль от аборта, о котором впоследствии рассказала ей Тереза Гарретт.
Так что, когда в больницу пожаловал детектив-инспектор, Китти уже готова была признаться, убедительно и правдоподобно, в убийстве Тома.
— Он всегда был бешеным, — прошептала она, — еще в ту пору, когда мы поженились.
Инспектор кивнул. Его люди уже доложили ему о том, что мальчишки О’Брайены неоднократно приходили в участок с просьбой о помощи, и соседи подтвердили, что убитый наводил страх на семью в течение многих лет. Кроме того, доктор Уолкер рассказал инспектору о неоднократных выкидышах Китти, многие из которых были вызваны побоями.
— Но сегодня вечером, — сказала Китти, — то есть вчера вечером, он набросился на меня с ножом. Раньше такого с ним не случалось.
— Наверху? — полюбопытствовал полисмен. — Вы имеете в виду, он взял с собой нож в спальню?
— Д-д-да, — заикаясь, подтвердила несчастная женщина.
Раны, которые она нанесла себе сама, жгло и щипало от йода. Вдобавок Китти сходила с ума от беспокойства о Лиззи и, в меньшей степени, о Джоан. Похоже, она еще не осознала до конца тот непреложный факт, что стала вдовой.
— Он… он пришел домой пьяный, как всегда, — неуверенно продолжала Китти. — Я уже спала, но он разбудил меня, с грохотом захлопнув дверь. Поначалу он сходил в туалет, а потом поднялся наверх, громко бранясь. Я еще подумала: «Он сегодня в очень дурном расположении духа, хуже, чем обычно». А потом он вдруг ворвался в комнату и принялся кромсать меня ножом. Я упала с кровати. — Китти представляла эту сцену так живо и отчетливо, словно она происходила наяву. — А Том… он споткнулся о мои ноги и выронил нож, ну, я подняла его, вроде как для защиты, на тот случай, если он снова кинется на меня. — Она умолкла, едва сдерживая слезы.