Присцилла истерически рассмеялась, когда врач заявил, что жить ей осталось всего несколько недель.
Даже когда она увидела шокированное выражение на его красивом лице, то просто отмахнулась, как бы отбрасывая его озабоченность, и продолжала громко хохотать, прямо как четырехлетний малыш, которому только что поведали самую сногсшибательную историю, какую он только слышал в своей коротенькой жизни. А поскольку она работала воспитательницей в дошкольном учреждении, то отлично знала массу таких вот сногсшибательных историй, особенно про всяких стучащих в дверь пришельцев, да и четырехлетних малышей тоже.
Тук-тук! Кто там?
Это не я!
Да, несомненно, у нее был редко встречающийся случай смертельно опасного и быстро приводящего к смерти рака.
Именно так, несомненно! Вот такая замечательная выдалась у нее неделя. Месяц. Год. «Смерть может только улучшить мою жизнь», – подумала она и снова дико захохотала.
Когда Присцилла наконец разделалась с изначальным приступом истерики и заплакала уже совсем другими слезами, доктор протянул ей коробку с бумажными салфетками и большой блокнот. Она схватила то и другое и держала блокнот в руке, пока сморкалась.
– А это для чего?
– Некоторые мои пациенты составляют список того, что им непременно нужно успеть сделать напоследок.
– Ох, боже мой! – сказала она, закатывая глаза. Потом уставилась на него. – Вы что, держите у себя в столе пачку таких блокнотов? Вот глупость-то! Значит, это списочек того, что следует проделать в последние минуты жизни, да? Купить бананов, но не слишком зрелых. Забрать вещи из химчистки, только вот зачем? И забыть про очень большие пачки стирального порошка.
Она смеялась и рыдала одновременно.
– Нельзя мне умирать, Сэм! – Присцилла уже долгое время была его пациенткой; он принимал ее регулярно – обычные периодические осмотры и внезапные заболевания. Он всегда звал ее по имени, да и она давно уже дала ясно понять, что тоже будет обращаться к нему так же. – Я ведь даже ни с каким похоронным бюро не успела договориться, даже в предварительном порядке!
Сэм не засмеялся.
– Еще не поздно, – заметил он.
– Только в этом уже не будет ничего предварительного, не так ли?
– Не будет, – подтвердил врач еще более мягким тоном.
– Странно, верно?
– Нет.
– Нет, странно! И в итоге у меня в этом списке будет всего один пункт.
– Какой?
– Прожить подольше.
У Сэма был такой вид, словно он сейчас заплачет.
– Извините, – сказала Присцилла – ей стало стыдно. Обычно ее юмор был более мягким; приближающаяся неизбежная смерть сделала ее более колючей. – Вы-то ни в чем не виноваты.