А бомбардировки? Они прилетают после полуночи и после обеда, но всегда в разное время, варвары. Когда русские разбомбили все правительственные учреждения, они взялись за подземку. Сейчас самое удобное средство передвижения по Берлину, это велосипед.
Принесли, на удивление вкусный кофе, и я почти смирился с нытьём Вагнера.
— Послушай — снова обратился он ко мне: — У тебя нет знакомых в генштабе? Мой брат служил у Манштейна, и я ничего не могу узнать о нём. Слушал списки погибших и пленных, но там нет никого из четвёртой танковой группы.
— Ты слушаешь запрещённое русское радио?
— Нет, но списки начали повторять по Радио Ватикана и из Стокгольма.
Вагнер был неплохим человеком, и я решил помочь ему.
— Курт, — обратился я к нему шёпотом. — Только между нами, их больше нет.
В его глазах отразился ужас:
— Как нет?
— Они все исчезли, кроме нескольких тыловых частей. Скоро об этом объявят, и ты всё узнаешь.
Курт мгновенно постарел на несколько лет. Он встал и, не прощаясь, пошёл к выходу.
Я уже допивал кофе, раздумывая, как обрадуется фрау Марта моему возвращению, когда в кафе зашла Урсула фон Кардоф.
— Бог мой, Пётр с вами всё в порядке? — взволнованно спросила она.
— Со мной всё в порядке, чего нельзя сказать о ценах в этом кафе — с улыбкой ответил я и пригласил даму к себе за столик.
— Когда сообщили, что гестапо ищет тебя, я хотела убить Мисси, но вчера всё успокоилось, оказалось, что это была ошибка. Ты знаешь, та вечеринка просто прогремела по всему Берлину. Пётр, почему ты раньше не говорил о том, что пишешь стихи.
— Это не мои стихи, я просто посредственно спел чужую песню — ответил я.
— Что случилось с Вагнером? — спросила Урсула: — я ещё никогда не видела его таким подавленным.
— Я ему сказал, что его брата больше нет, — ответил я.
В глазах Урсулы загорелся хищный огонёк профессионального репортёра:
— Ты что–то знаешь о том, что произошло в Восточной Пруссии?
— Мне нельзя здесь говорить об этом, но у меня дома я смогу тебе кое–что рассказать — с улыбкой произнёс я.
— Вы наконец–то приглашаете меня к себе? — улыбнулась в ответ она: — квартиры молодых холостяков очень опасны для порядочных девушек, но я готова рискнуть.
— О, вам нечего бояться, хозяйка моего пансиона фрау Марта, как часовой стережёт мою нравственность.
Мы шли по Берлину, и я слушал, как Урсула рассказывала последние новости.
— Ты просто не представляешь, как трудно жить в городе, когда нет воды и газа.
Полицейские и гестаповцы сбились с ног, пытаясь следить за ценами в лавках и магазинах, но у них это получается очень плохо. Люди бояться повторения ужасов восемнадцатого года. Вчера выступал Геббельс, он обещал, что голода не будет, а за повышение цен торговцев будут расстреливать, но ему, как и Герингу уже никто не верит.