Но пилот следующей «стрелы» чуть довернул острый нос своего дьявольского аппарата, я услышал пульсирующий звук, и струя огня уткнулась в нашу машину. Bf.109 сложился в воздухе, как комок бумаги, затем вспыхнул и бесформенным клубком огня упал на окраину деревни. Такая же судьба постигла и его ведомого. Почему–то в этот момент перед моими глазами на секунду встала совершенно другая картина: шесть двухмоторных самолетов с красными звездами один за другим падают на землю. Я моргнул и вновь увидел то, что происходит на самом деле: адские стрелы по очереди прошлись над тем, что еще недавно было аэродромом, поливая его огненными трассами. Затем две «стрелы» улетели, а две сделали еще один заход. Первая сбросила еще несколько бомб, которые лопнули в воздухе, но новых разрывов на земле не последовало. А затем произошло то, что окончательно повергло меня в ступор: я увидел, как прижатые к фюзеляжу крылья прямо в воздухе повернулись, и невероятная машина стала похожа на обычный самолет, только без винта. Он с громом пролетел над сотворенным им адом — видимо, вражеские пилоты фотографировали результаты своего удара, и прошел от меня совсем близко. Я отчетливо увидел скошенный назад киль, нанесенные на него красные звезды с бело–синей окантовкой, синие цифры «38» на фюзеляже и крохотную голову пилота в белом шлеме за стеклом кабины. Только тут я понял, что этот аппарат, только что совершавший маневры, которые не сможет повторить не только «Штука», но и ни один, даже самый совершенный, истребитель, на самом деле размерами не уступает четырехмоторному бомбардировщику FW.200 «Кондор»!
Настало время подсчитывать потери… Большая часть наших Ju.87, наших великолепных «Штука», которые мне так нравились и которыми мы все так гордились, превратились в груду догорающих на земле бесформенных обломков. Под бомбами погибло множество отличных пилотов, заработавших славу и ордена в небе Британии и Балкан, таких, как оберст–лейтенант Хельмут Брук, гауптман Альфонс Ортхофер и гауптман Хельмут Боде. Но это был еще не конец трагедии… Как оказалось, русские (а теперь уже никто не сомневался, что чудовищные машины, всего за два захода уничтожившие нашу эскадру, были именно русскими) буквально засеяли всю территорию аэродрома мелкими, размером с мячик для лаун–тенниса, минами, от каждой из которых тянулось несколько тонких нитей, образующих смертельную паутину. Стоило коснуться хотя бы одной такой, совершенно незаметной в траве ниточки, как мина взрывалась, буквально нашпиговывая несчастную жертву сотней мелких осколков. На одной из таких мин и подорвался командир эскадры граф Клеменс фон Шёнборн — Визентхайд, который попытался организовать тушение пожаров, вынос раненых и спасение того, что еще можно спасти. Какая печальная ирония: выжить в небе над Англией и Ла — Маншем, заслужить Рыцарский крест и погибнуть на земле от противопехотной мины… Хуже того: оказалось, что эти чертовы шарики совершенно невозможно обезвредить, и во время попыток разминирования погибло несколько саперов из дислоцированного неподалеку инженерного батальона. Солдаты из аэродромного обслуживания попытались просто обозначить вешками опасные предметы, но буквально через час мины сами начали взрываться, иногда поодиночке, иногда — целыми группами, причем в совершенно непредсказуемом порядке, так что окончательно приступить к спасательным работам мы смогли только через двое суток. Естественно, за это время большинство раненых, сумевших выжить непосредственно во время налета, умерли. В общем, 77 эскадра прекратила свое существование, как боевая единица. Я с ужасом смотрел на разрушения, которые нанесли аэродрому всего лишь четыре вражеских самолета за два захода, и все яснее понимал, что начиная эту войну, мы совершили смертельную ошибку, которая будет иметь для Германии самые роковые последствия».