— Пётр Алексеевич, успокойтесь. Мы проверили ваши данные и если бы они не подтвердились, с вами разговаривали другие люди в другом месте.
Следователь откинулся на мягкую спинку кресла: — наша беседа, а это именно беседа, важна для нас, так же как и для вас. Информация, переданная вами, имеет огромное значение, и от того, насколько она правдива, будет зависеть жизнь сотен тысяч людей.
— Пётр Алексеевич, а как вы лично рассматриваете произошедшее с вами — снова обратился ко мне следователь.
— Я просто жертва непредвиденного стечения обстоятельств. Конечно, визит Штайна не был случайностью, но вряд ли он вспомнил бы про меня, не наткнись на мою фамилию в сводке гестапо. А в беседе с Шелленбергом мне стало страшно, сообразив, что меня не оставят в живых, я от отчаянья предложил ему вариант действий.
— Какой вариант? — с интересом спросил следователь?
— Я предложил ему работать на вас, на Федеральную Россию.
Интересно — задумчиво произнёс он: — А как отнёсся к этой идее Шелленберг?
— Как видите, я здесь — пожав плечами, ответил я.
— Хорошо, а Гейдрих, как он воспринял это предложение?
— Я не знаю, о чём говорили Гейдрих с Шелленбергом, но днём он дал понять, что воспользовался нашими данными для организации отставки Канариса. О своей готовности к сепаратным переговорам он мне сказал только вечером. Возможно, во вторник он хотел использовать меня как провокатора в кругах оппозиции, но в среду вечером что–то изменилось, и операция была форсирована. Данные о войсках передал мне Шелленберг перед вылетом, скорее всего, без санкции Гейдриха.
— А вот это интересно. Как вы думаете, чем вызваны его действия?
— Из допросов Караваева, о них я уже рассказывал, Шелленберг понял, что благодаря игровым фильмам у вас в Федеральной России он не считается нацистским преступником. Сейчас англичане имеют к нему гораздо больше претензий, чем вы.
— Спасибо, сейчас вы пообедаете, а затем я попрошу вас изложить на бумаге всё происходившее с вами за эти четыре дня — сказал он и нажал неприметную кнопку на столе. Я встал и в сопровождении охранника вышел из кабинета.
Обед был очень неплохим, борщ напомнил мне эмигрантский ресторан в Берлине, а огромное хорошо прожаренное куриное бедро было просто великолепно. Но всё это не могло сравниться с чаем, настоящим чёрным чаем, таким же вкусным как тот, что заваривала моя мама.
Со вторым номером программы всё обстояло намного хуже. После часа мучений над бумагой, я понял, что во мне нет таланта прозаика. Корявые, косноязычные строки чередовались со стишками: «Попался Петька на крючок, пусть будет всем другим урок». Радовало только то, что ручка из будущего стойко вынесла все выпавшие на её долю испытания. Это удивительное изделие напоминало карандаш, но было настолько гибким, что я завязал его в узел. Удивительно, но после этого, ручка продолжила писать.