Москва встретила нас хмурым небом и мелким моросящим дождём.
Нас встретили прямо у трапа самолёта и проводили к странному аппарату с огромным воздушным винтом над фюзеляжем. Я слышал о геликоптерах, но вживую такое чудо видел впервые. В полёте геликоптер был гораздо шумнее самолёта, но пытка новой техникой продолжалась недолго.
Наше путешествие закончилось в расположенном среди леса, уютном двухэтажном особняке. Не успел я осмотреть отведённую мне комнату, как в дверь постучали.
— Добрый вечер! Меня зовут Нелюбин Анатолий Иванович — представительный седой мужчина протянул мне руку.
— Очень приятно. Михайлов Петр Алексеевич — отвечая на рукопожатие, произнёс я.
— Пётр Алексеевич, собирайтесь, нам надо срочно ехать.
— А как же Оскар?
— Не беспокойтесь, господин Штайн сейчас будет беседовать с нашими техническими специалистами.
Я надел пиджак и вышел в коридор вслед за Нелюбиным.
Пожалуй, сегодня у меня был самый безумный день в моей жизни. В час ночи я вылетел из окрестностей Берлина сорок первого года, а в девять вечера шел на встречу с премьер–министром Российской Федерации две тысячи десятого года.
Премьер встал из–за стола и пошёл мне на встречу. Мы поздоровались, и он предложил мне присесть.
— Господин Михайлов, я хочу извиниться перед вами за то, что не смог принять вас сразу, но у нас возникла небольшая дискуссия о морально–этических принципах.
Он немного помолчал, а затем продолжил: — Почему Гейдрих настаивает, чтобы посредником на переговорах были именно вы?
— Мне кажется, он считает, что по моему поведению сможет определить, не обманываете ли вы его — ответил я: — он хочет иметь твёрдые гарантии жизни и безопасности. И считает, что только вы можете их обеспечить.
Премьер продолжил: — Наше условие это полная и безоговорочная капитуляция Германии с последующей денацификацией, и это обсуждению не подлежит.
— Господин премьер–министр, он согласен на полную капитуляцию.
— Пётр Алексеевич, я верю вам, но могу ли я верить Гейдриху?
Всю оставшуюся ночь я отвечал на вопросы экспертов. И только к утру, ошалевший от огромного количества выпитого кофе, я вернулся в свою комнату.
Сержант Александр Любцов. Вильнюс
Сегодня я впервые в жизни поучаствовал в настоящем бою. И хотя внешне это весьма напоминало учения — тот же дым повсюду, тот же грохот, тот же мат комроты, привычная тяжесть АК в руках — кое–что серьезно отличалось.
Это было по–настоящему.
Черт, несмотря на то, что я в стоящей столбом пылище и этом жутком дыму и не видел–то толком никого, стреляя «куда–то туда», было страшно. Вот так вот — и в армии отслужил, и в хардбол играл уже лет пять, а все равно первый бой — он первый. То бишь руки трясутся, голову из укрытия не высунуть… но я справился.