Стоя на пороге, Серафима плотно сжимала побелевшие строгие губы, соленая слеза упала с ресниц. Притих даже Лещинский, все время пытавшийся сказать речь. Взгрустнул и Лука, хотя Серафима посадила его вместе с почетными, ром был еще не выпит… Гедеон на пирушку не явился. Он где-то бродил по лесу.
А на другой день произошло второе событие — из Охотска прибыл корабль «Амур». Компания прислала на нем полсотни алеутов, приказы и новые распоряжения.
«Амур» появился у входа в пролив рано утром. Туман скрывал острова, можно было наскочить на банку, и штурман распорядился отдать якоря. Баранов сам поехал встречать прибывших. На быстроходной байдаре приблизился он к кораблю, нетерпеливо поднялся на шканцы. Долгожданная помощь, наконец, осуществилась. Почти год не было судна с материка.
Штурмана правитель знал, плавал с ним на Лисьи острова. Сварливый старый бродяга помнил каждую бухту в Беринговом море, пять раз тонул, два года прожил один на пустынном острове.
Баранов обрадовался давнишнему другу, но радости своей не показал. Старик — ехидный, может съязвить и сконфузить правителя. Он поднялся по трапу, снял картуз, перекрестился и только тогда подошел к штурману.
— Свиделись, Петрович? — сказал он, усмехнувшись, и протянул руку.
Против обыкновения старик ничего не ответил, притронулся короткими пальцами к руке Баранова, крикнул что-то матросу, возившемуся у вантов. Штурман еще с мостика разглядел, как постарел и осунулся правитель, голова облысела, уцелевшие седые пряди закрывали виски. Худой и сгорбившийся старик — грозный повелитель колоний. Штурман заметил, как Баранов жадно обшарил глазами палубу, открытый люк пустого трюма и, окончательно нахмурившись, отвернулся.
Правитель понял, что корабль не привез ничего. В это время, опираясь на тонкий камышовый посох и благословляя его тщательно сложенными пальцами, к Баранову приблизился рыжий щуплый монах в синей бархатной камилавке. Это был новый архимандрит Ананий, присланный главным правлением для закрепления слова божьего и как представитель высшей духовной власти в далеких российских владениях.
— Во имя отца и сына и святого духа… — сказал он скороговоркой. Тонкий дребезжавший голос был неприятен. — Господин правитель здешних мест?
И привычно ткнул вперед, ладонью вниз, веснущатую руку.
Баранов руки не поцеловал. Отступив назад, он внимательно разглядывал монаха, затем сухо и коротко сказал:
— Быстро больно, пустынножитель.
— Соли б лучше прислали, — заявил он потом штурману с горечью.
Не прощаясь, он торопливо ушел. Туман рассеялся. Ясно виден был берег, голый камень-кекур с палисадом крепости, вяло повисший трехцветный флаг, толпа нетерпеливо ждущих людей.