Когда под Минском, в войну, в полевом госпитале, у Ржанова извлекали из бедра без наркоза пулю, боль была невыносима, он, стиснув зубы, ждал и думал: «…Только бы скорей!.. Только бы скорей!..» Это ощущение физической боли припомнилось ему в эти дни, когда он смотрел на самодовольного, наглого врага и думал: «…Только бы скорей!.. Только бы скорей!..» Но ненависть рождала в нем гнев и в то же время подчиняла его чувства и мысли той строгой задаче, которую он должен был, обязательно должен был выполнить.
В пятницу, ночью, Ржанов открыл висящую над диваном домашнюю аптечку, вынул ее переднюю часть с лекарствами, за которой скрывалась рация, и передал шефу зашифрованное сообщение о том, что Балт «благополучно прибыл» и приступил к «работе». Настроившись на обратный прием, он получил ответ и расшифровал его: «ДАЙС ПРОВАЛИЛСЯ зпт ПРЕКРАТИТЕ ВСЯКОЕ ОБЩЕНИЕ зпт НЕБЕЗОПАСНО тчк ИНФОРМАЦИИ ВРЕМЕННО ВОЗДЕРЖИТЕСЬ тчк ГУСТАВ».
Балт заволновался.
— Вы поедете меня провожать на вокзал, — распорядился он и начал собираться в дорогу.
На Южноуральск состав уходил в час ночи. Ржанов посадил своего «гостя» во второй плацкартный вагон. Поезд тронулся. Ржанов, стоя на перроне, помахал Балту рукой, а когда с ним поровнялся последний вагон состава, вскочил на подножку.
Все развивая скорость, поезд уходил на юг, круто огибая поросшую хвойным лесом сопку.
Утром в отделе кадров завода Таню Баскакову предупредили, что завтра утренним поездом из Челябинска приезжает Ладыгин.
Ничего не оставалось от прежнего чувства, и все-таки предстоящая встреча с Гришей волновала ее. Татьяна открыла старенький альбом, мамин подарок, и, перелистывая страницы, подолгу рассматривала пожелтевшие любительские фотографии. Воспоминания юности согревали теплом.
Тихо посапывая, спала в кроватке, уже ставшей ей тесной, Светлана. Громко тикал будильник. Лампа, закрытая газетой поверх абажура, погружала комнату в мягкий полумрак. Распустив волосы, в байковом халатике, Таня сидела за столом и перелистывала свои воспоминания.
Вот поле под Ореховой горкой. В буйном цвету ромашка. Венок из ромашки на ее голове, оба они, держась за руки, точно в хороводе, по колени в густой траве. Им по шестнадцать лет…
Осторожный стук в окно вернул ее к действительности. «Двенадцатый час ночи. Кто бы это мог быть?» — подумала Таня и пошла открывать дверь.
На пороге стоял незнакомый ей человек, лицо его располагало к доверию, ярко-голубые глаза, чуть прищуренные в улыбке, смотрели на нее внимательно и удивительно просто. Заиндевевший клок его светлых волос выбивался из-под ушанки.