Моя мать учуяла запах хорошего улова, и мой дорогой, милый отец был убежден и побежден двумя женщинами в его жизни, которые соперничали за его внимание.
Конкуренция с моей матерью была относительно новой. Ей всегда было несколько стыдно за ее обыкновенную, неуклюжую дочь, которая, казалось, должна не размножаться и не хотеть этого, но в семнадцать лет я расцвела, в буквальном смысле, отрастив в одночасье грудь и привлекая внимание молодых людей, которые прежде бросали свои остекленевшие взгляды на мою элегантную и лощеную мать. Внезапно, я стала интересной, сексуальной девушкой, и она ненавидела это. Конечно, она не могла и не хотела признать то, что мы боролись. Мой отец ненавидел это и хотел спуститься в подвал, чтобы слушать Пуччини или Роззини, и удивлялся: почему его «две лучшие девочки» набрасывались друг на друга.
Так что, когда Дэвид делал успехи в том, чтобы покорить меня, моя мать не могла не подтолкнуть меня, чтобы ускорить процесс и отправить своим собственным путем.
Она никогда не думала о колледже, как о выборе для меня, соответственно не было и денежных средств для него. Она всегда говорила моему отцу, что я не продержусь и одного семестра: «слишком слабая», по-видимому. Кроме того, брак должен спасти меня от этого утомительного обучения.
— Конечно, он слишком хорош для тебя, Кэролайн, — сказала она, — но мы сделаем все зависящее от нас, что сможем. Ну, я сделаю все зависящее от меня, чтобы сделать тебя привлекательной, хотя «хорошенькая» — это самое большое, что тебе светит. Ох, ты так похожа на своего отца.
Мой отец был низкого роста, темноволосый и самый настоящий итальянец. Я унаследовала его яркие карие глаза, густые, непослушные волосы, что струились волнами по моей спине, его оливковую кожу и живой, страстный темперамент. Я также унаследовала некоторые волосяные проблемки, и это означало, что я депилировала ноги воском с десяти лет, а подмышки с двенадцать. Но, несмотря на это я благословила Бога, что создал меня такой, что я унаследовала совсем немного от моей матери, за исключением ее стройного телосложения и роста.
Я часто думала, почему она и мой отец вообще поженились, поскольку она, несомненно, презирала его родословную итальянских эмигрантов и выставляла напоказ свою собственную язвительность при каждом удобном случае. Ее волосы были светлыми и завитыми, ее глаза — голубыми и проницательными, а кожа — свежей и здоровой.
Это не удивило никого, по крайней мере, не меня точно, когда я смогла ухватить момент и воспользоваться им, став невестой в возрасте девятнадцати лет. Шел одна тысяча девятьсот девяностый год.