Он с трудом вернул себе внутреннее спокойствие. Он прижал левую руку к затылку Гордия, а правой продолжил вдавливать острый конец камня в глазницу. Вопли Гордия сделались на полтора тона выше. Теперь он хватался руками за собственное лицо, пытаясь избавиться от камня.
Хватит. Жак отпустил его, отлетел к стене и полностью вернулся в своё тело. Это оказалось неприятно: горло терзала жгучая боль, как будто его раздавили и ободрали. Другая, особенная боль ритмично пульсировала в его голове. У него слезились глаза, в лёгких зарождался неуправляемый кашель, рот заполнился кислой слюной. Он собрался, чтобы преодолеть пик боли. Когда худшее было позади, он вдруг понял, что не слышит буров. Тук-тук-тук Марита тоже стихло. Пронзительное визжание Гордия было единственным звуком. Нет… был ещё один. Похожий на перестук дождевых капель.
Жак открыл глаза. Пятёрка ему аплодировала. Вот что это был за звук.
– Браво, Бегунок, – сказал Марит. На его лице сияла широкая улыбка. – Я думал, ты здесь мёртвый груз, но оказалось, что ты наделен… – Он взмахнул рукой, словно ставя замысловатую подпись под важным письмом, как делали в древности: – Похвальной изобретательностью.
– Это было здорово, – согласился Давиде. – Может, вам стоит драться почаще. Ради борьбы со скукой.
Э-дю-Ка хмыкнул.
– Будете нашими древнегреческими гладиаторами! – сказал он.
– Римскими, – сказал Луон.
– Какая разница! Главное, это весело.
Жак трижды глубоко вдохнул, чтобы успокоить измученные лёгкие, и пробрался вдоль стены к Гордию. Толстяк вопил уже не так громко: лицо он прятал в ладонях. Когда Жак коснулся его плеча, он вздрогнул.
– Дай посмотрю на твой глаз.
– Прости. Прости, – провыл Гордий.
– Ну хватит, Горд, – сказал Жак, аккуратно отводя в сторону его большие руки. – Дай я посмотрю, что тут у нас приключилось.
– Не знаю, что на меня нашло! Прости меня – ты же мой единственный друг! Прости!
– Ну хватит, хватит, – сказал Жак. Гордий зажмурил здоровый правый глаз, но левый выглядел ужасно. – Давай-ка сюда, к скрубберу. Надо промыть глаз.
– Мне просто было так холодно… я устал от того, что мне всё время холодно…
Гордий позволил Жаку подтащить себя к скрубберу и лишь слегка вздрогнул, когда облако водяных капель коснулось его раны. Все по-прежнему наблюдали.
– Поцелуй его, – посоветовал Марит. – Поцелуй как следует.
Он хрипло рассмеялся. Жак вскинул взгляд, потом опустил. Он беспокоился, что повредил не только глазное яблоко, но и кожу вокруг него, щёку или бровь. Его волновал не порез как таковой – простая рана должна была быстро зарубцеваться. Но среда, в которой они находились, была нездоровой, поддерживать гигиену посреди такого количества дерьма и грязи, летающей в воздухе, было очень сложно, и любой порез мог воспалиться. Кто знает, к чему могла привести инфекция, – даже к большим гноящимся ранам. Гордий мог умереть в мучительной агонии. Жак этого не хотел. Рана на лбу оказалась неприятной неожиданностью, но она, к счастью, неплохо зажила. Во второй раз ему так не повезёт.