– Вы приехали из провинции?
– Из Нанта, но родом я из деревни.
С ним было легко разговаривать, он вызывал доверие. Впервые с момента моего приезда в Париж я обрел собеседника, и его молчание ничуть не смущало меня, должно быть, потому, что я с детства привык к доброжелательному молчанию отца.
Когда я заканчивал излагать свою историю, мы как раз подошли к набережной Орфевр, миновав мост Сен-Мишель.
Мой спутник остановился перед массивной приоткрытой дверью и спросил:
– Не подождете меня несколько минут? Я быстро.
У двери на посту дежурил полицейский в форме. Немного побродив вокруг, я поинтересовался у него:
– Разве это не Дворец правосудия?
– Это вход в помещение Сюрте.
Мой сосед по этажу звался Жакмэн. Он действительно был холост – я узнал это в тот же вечер, пока мы прогуливались вдоль Сены, пересекая по нескольку раз одни и те же мосты, и почти все время рядом с нами возвышалось здание Дворца правосудия.
Жакмэн был инспектором полиции. Он рассказал мне о своей профессии так же кратко, как это сделал бы отец, и в его словах сквозила та же гордость.
Его убили три года спустя, еще до того, как я сам оказался в здании на набережной Орфевр, которое к тому времени обрело в моих глазах небывалое очарование. Это случилось рядом с Порт д’Итали во время драки. Пуля, предназначавшаяся другому, сразила Жакмэна наповал.
Его фотография в черной рамке висит рядом с фотографиями других полицейских, под которыми написано: «Погиб на службе».
Жакмэн мало говорил. Главным образом он слушал меня. Но это не помешало мне уже в одиннадцать часов поинтересоваться дрожащим от нетерпения голосом:
– Вы действительно полагаете, что это возможно?
– Я дам вам ответ завтра вечером.
Конечно, не могло быть и речи о том, чтобы вот так сразу поступить на службу в Сюрте. В ту пору дипломы были еще не в ходу, и каждый желающий служить в полиции начинал с простого патрульного.
Я помышлял лишь об одном: чтобы меня приняли в полицию. Я был согласен на любое звание в любом комиссариате Парижа, я мечтал, чтобы мне позволили познакомиться с тем загадочным миром, в который инспектор Жакмэн дал мне возможность лишь мельком заглянуть.
Перед тем как расстаться на лестничной площадке нашей гостиницы, которую впоследствии снесли, он спросил у меня:
– Вам будет неприятно носить форму?
Признаюсь, в первый момент я опешил и несколько секунд колебался, что не ускользнуло от моего собеседника и, скорее всего, не порадовало его.
– Нет… – тихо ответил я.
И я носил ее, правда, недолго – семь или восемь месяцев. Так как природа наделила меня длинными ногами, я был очень подвижен и отличался худобой, во что сегодня трудно поверить, мне выдали велосипед и, для того чтобы я поскорее выучил Париж, в котором постоянно терялся, поручили доставлять письма в различные правительственные учреждения.