Одеждой, воспитанием, квартирами, манерой поведения они ничем не отличаются от любых других представителей среднего класса. Они так же мечтают о скромном загородном домике.
Тем не менее большую часть своей жизни они находятся в контакте с изнанкой этого мира, с отбросами общества, с подонками, зачастую являющимися врагами социума.
И подобное положение вещей поражает меня, заставляя испытывать дискомфорт.
Я живу в благоустроенной квартире, где меня всегда встречает дивный аромат томящихся на плите блюд, в которой все без изысков, зато уютно и чисто. В окно я вижу такие же буржуазные квартиры, как моя, молодых мам, прогуливающихся с детишками на бульваре, домашних хозяек, отправившихся за покупками.
Конечно, я принадлежу к тому кругу, который принято назвать добропорядочными гражданами.
Но все же я знаком с совершенно другими людьми, я знаю их достаточно близко, чтобы между нами наладился определенный контакт. Девицы, стоящие перед пивной на площади Республики, знают, что я понимаю их язык, разбираюсь в их отношениях. Отпетый хулиган, шныряющий в толпе, тоже это знает.
Как знают и все остальные, кого я встречал, кого я встречаю каждый день и с чьей тайной жизнью соприкасаюсь.
Достаточно ли этого, чтобы возникло нечто вроде родственной связи между преступником и полицейским?
И речь сейчас не о том, что преступников следует поддерживать, одобрять или, более того, прощать. Речь также не о том, что их следует идеализировать, создавать вокруг них некий ореол привлекательной таинственности, как это было модно в эпоху моей юности.
Я говорю о том, что на них следует смотреть как на некую данность, смотреть, вооружившись знанием.
Без любопытства, потому что любопытство быстро притупляется.
И конечно, без ненависти.
Просто смотреть на них как на людей, реально существующих, принимать их как явление и понимать, что ради здоровья общества, ради установленного порядка, который приходится волей-неволей поддерживать, этих индивидуумов следует держать в определенных границах и наказывать, когда они их переступают.
И преступники тоже это знают! И они не имеют к нам претензий. Они повторяют:
– Вы делаете свое дело.
А что они думают о нашей профессии, я предпочитаю не знать.
Разве удивительно, что после двадцати пяти – тридцати лет службы наша походка становится тяжелой, а взгляд еще тяжелее? А иногда в нем появляется пустота.
– Неужели вам не противно?
Нет! Уж точно не противно! Вероятно, благодаря моей профессии я обзавелся прочным запасом оптимизма.
Перефразируя высказывание моего преподавателя закона Божьего, я бы охотно сказал: «Малые знания удаляют нас от человека, многие знания приводят нас к нему».