Следующим вечером, уже переодевшись в ночную сорочку, Наора, как велел Рет — Ратус, поставила куклу Прекрасной Герцогини на столик у изголовья кровати, поставила трехсвечные канделябры, потом села на банкетку, уперла локти в колени, а голову положила на ладони. Ей было немного не по себе, ведь она впервые соприкоснулась с колдовством — маленькие фокусы с гаданием таковыми она не могла считать, — но Рет — Ратус весь вечер старался убедить ее, что ничего особенного в этом нет: точно так же поступали чуть ли не в каждом более менее благородном семействе; во всяком случае, в тех из них, которые могли позволить себе такое не слишком дешевое удовольствие, как карамельная кукла. Тем более, что в данном случае все осуществляется с позволения самой Прекрасной Герцогини, и значит, в этом нет ничего предосудительного.
И все же Наоре было немного не по себе. Она, стараясь отогнать всякие посторонние мысли, внимательно всматривалась в бессмысленное кукольное личико, пытаясь увидеть за ним лицо Прекрасной Герцогини, но ничего не получалось. Только голова становилась все тяжелей. Борясь со сном, Наора еще какое–то время вяло пыталась заставить себя думать о знатной даме, которой ей надлежало стать двойником, но сон победил ее и, совершенно сморенная и уверенная, что ничего у нее не получится и нечего пытаться, Наора перебралась в постель и зарылась в одеяла.
Ночью ей приснилась Прекрасная Герцогиня.
Сначала она была такой, какой Наора запомнила ее во время одного из посещений на Постной неделе: в шелковом лиловом трауре, с лицом прикрытым невесомой лиловой вуалью, под которой диадема, серьги и ожерелье казались киммериевыми, а не золотыми, а бриллианты — волшебными аметистами. Лицо Герцогини под вуалью казалось как–то по особенному чарующим, но стоило ей откинуть тончайшую сеточку, как это ощущение пропадало — траурные тона странным образом не шли Прекрасной Герцогине: лицо огрублялось, бледнело, а волосы, казалось, теряли живой блеск и выглядели париком дурного качества. Поэтому почти весь вечер она так и просидела тогда в вуали…
Затем Наора увидела Прекрасную Герцогиню закутанной в пушистые северные меха — пожалуй, слишком теплые для здешнего климата — она ехала в карете и равнодушно смотрела в окно…
Почти сразу же после этого, без всякого перехода, Наора увидела ее в освещенной свечами гостиной: Прекрасная Герцогиня сидела в кресле и разговаривала с прилично, но не очень богато одетым господином средних лет, скорее не вельможей, а управляющим или дворецким…