Я плохо спала и проснулась, чувствуя, как раскалывается голова, с благодарностью приняв предложение Марсали протереть мне лоб. Девушка подарила мне настоящее блаженство, касаясь тряпицей, прохладной от уксуса, моего горячего лба и пульсирующих висков.
Как и все горячечные больные, я радостно уснула после этой нехитрой процедуры и, конечно, не слышала, как Марсали ушла, но сон не был так приятен, как ласковое прикосновение молодой шотландки: снились темные, запущенные штольни, обгорелые кости, стреляющие англичане и прочая муть – следствие истории, рассказанной Джейми. Испугавшись, я проснулась и даже села на койке, чего в моем состоянии делать было категорически нельзя, и я сразу почувствовала месть организма в виде вспышки боли.
– Что это? Что случилось? – крикнула я, желая услышать ответ и таким образом понять, снится мне это все или происходит на самом деле. Защищая меня от света, кто-то добрый затенил окно, и теперь я не могла видеть, что происходит в каюте, даже когда на улице стоял божий день.
Из сумрака отделилась фигура высокого человека, держащегося за голову. «Джейми дразнится», – подумалось мне, но порция китайско-французско-гэльских ругательств, донесшаяся из того угла, где он находился, убедила меня в том, что ему требуется помощь и, возможно, врачебная.
– А-а-а, проклятье! – зазвучал английский говор. – Свиной хвост! Пропади оно все пропадом!
Джейми, а это был, конечно, он, бросился к окну и рванул занавеску. В каюту полился бодрящий воздух и яркий свет.
– Джейми, чтоб тебя приподняло и шлепнуло! Какого беса, скажи на милость? Вообще, за каким чертом ты здесь все крушишь?
Свет был, может быть, приятен кому-то, но точно не мне сейчас: он колол мои веки тысячью иголок, а за голову я, в отличие от Джейми, стукнувшегося башкой о шкаф, но не повредившего прочие органы, не могла взяться без того, чтобы с содроганием не вспомнить о вчерашней операции.
– Ищу твой сундучок. Где лекарства. Где он? – Он ощупал голову. – Все, скоро мозг потечет. Смотри!
Негустая кровь на его пальцах должна была символизировать вытекающий мозг.
Я обмотала его руку платочком с уксусом, предусмотрительно оставленным Марсали, и улеглась на подушки.
– Стоило здесь разводить. Что, нельзя было у меня спросить, где ларчик? Или думаешь, что я коварно припрятала его, чтобы ты изошел кровью? Зачем метаться в темноте, а?
– Чтобы тебя не разбудить, – искренне ответил он.
От улыбки, вызванной умилением, рука пронзила меня миллионом пчелиных укусов.
– Пускай, все равно кошмары снились. А зачем тебе сундучок? Кому-то требуется моя помощь?