– Думаю, что не червь, а черви, – поправила я Джейлис.
Пальпация не показала ничего: ни подозрительных масс, указывающих на наличие кишечной инвазии, ни тревожных сигналов от селезенки.
– Без света я не могу сказать что-либо определенное, но мне сдается, что он здоров. А почему он лежит в потемках?
Джейлис не успела или не захотела ответить мне, желая, чтобы я увидела сама, что с мужчиной. И точно, раб дернулся, будто от резкой боли, скрутился, приняв позу эмбриона, а затем принялся сворачиваться и разворачиваться, крича и стуча головой о стену. Внезапно припадок прекратился, и настала фаза успокоения, во время которой он тяжело вздыхал и утирал пот.
– Мамочки, да что это?
– Это лоа-лоа, такие черви. – Джейлис забавлялась моим испугом. – Живут под веком, в глазном яблоке, причем время от времени переползают в другой глаз через носовую перегородку. Отсюда и возникает боль.
Она помолчала, слушая, как пыхтит раб, и продолжила:
– Я держу его в темноте, как ты выразилась, потому что в потемках черви меньше движутся, следовательно, реже переползают через нос. Мне рассказал о таком чуде паренек с Андроса, говорит, мол, поначалу они живут на поверхности глаза, а потом уже забираются поглубже, очень уж им по душе там копошиться. Пока они наверху, их можно вытащить – для этого пользуются иголкой. А потом уже все, каюк.
Джейлис отворила дверь пошире и закричала на служанку, чтобы та пришла со светом.
– О, у меня и игла есть!
Она извлекла из кошелька на поясе подушечку из войлока, где торчала игла длиной не менее трех дюймов. Джейлис уверенно протянула мне инструмент.
– Ты что, рехнулась? – выдохнула я.
– Отнюдь. Как раз пригодятся твои медицинские познания.
– Но… – начала было я, разумея, что извлекать червей из глаз пациентов мне еще не приходилось.
Делать было нечего: Джейлис не захотела бы везти раба к врачу и оплачивать лечение, а я все равно была здесь.
– Ладно. Тогда так: принеси еще ножик, небольшой, но острый, и бренди, – обратилась я к служанке. – Нож и эту иголку окуни на минуту в бренди, а потом подержи их над зажженной свечой. Когда они остынут, принесешь мне, но только сама руками не лезь к остриям.
Один глаз был крапчато-коричневый, а не белый, какими мы привыкли видеть человеческие глаза. Наверное, крапинки были следами жизнедеятельности существа, так некстати выбравшего себе место жительства. Приподняв веко и сунув свечу поближе к лицу пациента, я увидела желтоватую склеру, прожилки которой налились кровью. Зрачок сузился, но больше ничего в глазу не было.
Зато под вспученной конъюнктивой другого глаза что-то явно шевелилось!