Мистер Кэмпбелл поджал губы.
– Пускай будет так. Значит, вы имеете представление о том, куда могла поехать миссис Эбернети? И что-нибудь о сроках ее возвращения, пожалуйста.
Ни того ни другого я не знала, более того, подозревала кое-что очень нехорошее насчет нерадушной хозяйки, но не Кэмпбеллу же об этом рассказывать.
– Нет, к сожалению, я не знаю. Я… ездила осматривать соседнюю плантацию, – нашлась я, – и застала миссис Эбернети в отлучке, как и вы.
По счастью, я была одета в костюм для верховой езды (более-менее подобающий наряд, бывший у меня кроме декольтированного лилового бального платья и двух халатов из муслина), и это спасло меня от дальнейших расспросов.
– Понимаю. Хорошо. Я понял.
Я никогда еще не видела, чтобы суровый, всегда сдержанный Кэмпбелл так нервничал: он сжимал и разжимал кулаки и хмурился.
– Тогда я не буду вам мешать, – проворковала я, указывая на секретер. – Вы ведь заняты, а я отвлекла вас, простите.
Преподобный вновь сформировал из своих губ подобие клюва. Так он походил на сову, следовательно, я была мышью.
– О, я уже кончил свои занятия. Я снимал копии с бумаг, необходимых миссис Эбернети, но уже завершил свою работу.
– Интересно… – протянула я, надеясь выждать момент и вставить в светскую беседу не менее светский предлог для ухода.
Уйти я планировала в свою комнату, а поскольку все гостевые спальни располагались на первом этаже, я могла спокойно выйти через веранду назад, к Джейми, скрывавшемуся сейчас в ночи.
– Вы тоже интересуетесь историей Шотландии?
В его глазах появились зловещие искорки, отличающие исследователя-фанатика, настоящего, страстного ученого. Я знала этот блеск слишком хорошо.
– Да, но… – я делала шажочки к дверям, – я не слишком хорошо знаю историю Шотландии, хотя и интересуюсь… Не могу сказать, чтобы мои познания были слишком глубоки…
Бумага, венчавшая стопку, заставила меня остановиться.
Там лежала генеалогическая таблица – я знала, как они выглядят, потому что Фрэнк очень часто работал с ними. Но то была генеалогическая таблица Фрэзеров, озаглавленная как «Фрэзеры из Ловата». Проклятый составитель, сколько я могла видеть, не пропустил ни одного факта родословной и начал ее с тысяча четырехсотого года, доведя, разумеется, до нынешнего времени: последними были записаны якобитский лорд Симон, которого казнили за участие в восстании Карла Стюарта, а также его сыновья, чьи имена я тоже знала. Брайан, отец Джейми, значился как незаконнорожденный, а под его фамилией значилось «Джеймс А. Фрэзер». Я похолодела.
Кэмпбелл взирал на меня с усмешкой.