Армия праматери Вексен начала прибывать.
Войска размеренно шли по северному тракту упорядоченной колонной, железным змеем. В голове огромный штандарт Верховного короля; тут и там над скоплением воспаряло солнце Единого Бога о семи лучах; прапоры сотни с лишним знатных витязей вяло покачивались в вечерней тиши. Они приближались, топоча по останкам погибшей деревни, прибывая и прибывая – вытянутый хвост терялся в дымке у горизонта.
– Новые все подходят – когда они кончатся? – услышал Рэйт шепот Скары.
– Я-то надеялся, что разведчики ошиблись с их численностью, – пробурчал Синий Дженнер.
– Похоже, ошиблись, – рыкнул Рэйт. – Слишком мало назвали.
На стенах издевательский смех сменялся мрачными ухмылками, а потом еще более мрачными хмурыми минами. Могучий змей раскололся надвое, обогнул крепость, как волна обтекает остров, и воины Нижнеземья, Инглефолда и Ютмарка взяли Мыс Бейла в кольцо – от восточных до западных скал.
Они не нуждались в показном, вызывающем бахвальстве. Их число само говорило на языке грозы и бури.
– Матерь Война простерла над Мысом Бейла крылья, – пробормотала Ауд.
Теперь подходила армада повозок, ломящихся от припасов, а за ними бесконечные толпы рабов и домочадцев, торговцев и слуг, жрецов и барышников, землекопов и гуртовщиков вместе с мычащим и блеющим стадом коров и овец, чье поголовье посрамило бы любой скотный рынок.
– Целый город в пути, – пробормотал Рэйт.
Смыкалась тьма, и лишь сейчас показался арьергард – река мерцающих факелов. С виду из диких земель – пламя высвечивало костяные бунчуки, голые торсы иссечены шрамами, обмазаны боевой раскраской.
– Шенды, – определил Рэйт.
– Не заклятые ли враги Верховного короля? – спросила Скара, голос звенел пронзительнее обычного.
Губы матери Ауд были сжаты в тонкую линию.
– Праматерь Вексен, должно быть, убедила их стать нашими заклятыми врагами.
– Говорят, они пожирают пленников, – бормотнул кто-то.
Но Синий Дженнер гневно сверкнул глазами на ропчущего:
– Не попадайся в плен.
Рэйт примерился вспотевшей ладонью к рукоятке щита и оглянулся на гавань, где под оградой цепей до сих пор полно кораблей, готовых унести тысячу защитников подальше…
Он надкусил язык, впиваясь, пока не почувствовал кровь, и заставил глаза вернуться к воинству, что собиралось у стен. Прежде он никогда не боялся сражений. Может, потому, что соотношение сил было всегда в его пользу. А может, оттого, что тогда не терял ни службы, ни семьи, ни надежды вернуть их назад.
Говорят, тех, кому нечего терять, стоит бояться. Но сильнее всего боятся они сами.